Статья впервые была опубликована в журнале «Вопросы психологии», 2019, вып.5
Работа представляет собой попытку раскрыть и конкретизировать утверждение Ф. Е. Василюка о понимающей психотерапии как «прививке» личностно-центрированной терапии К. Роджерса к культурно-историческому подходу Л. С. Выготского. Указываются поворотные моменты в становлении психотерапии в отечественной психологии. Рассматривается вопрос о принципиальной возможности достраивания культурно-исторической теории психотерапевтической практикой. Анализируются возможные причины игнорирования Л. С. Выготским психотерапии как вида психологической практики. Реконструируется круг идей, понятий и принципов культурно-исторического подхода, составивших теоретико-методологическую базу понимающей психотерапии Ф. Е. Василюка. Выделяются три важнейших понятия, на которые опирается понимающая психотерапия: смысл, переживание, личность. Дается сравнительный анализ взглядов Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева и Ф. Е. Василюка на содержание этих понятий. Выявляется внутренняя преемственность между размышлениями позднего Выготского о природе смысла и специфической структуре переживания с разработкой этих категорий в концепции переживания Ф. Е. Василюка и понимающей психотерапии. Отмечается вклад Ф. Е. Василюка в развитие культурно-исторической традиции и разработку категории переживания, проявившийся, в частности, в преодолении им предложенного Выготским понимания переживания как единства среды и личности и выделении различных носителей переживания — тело, психическая функция, поведение, деятельность. Рассматривается роль основных техник понимающей психотерапии (эмпатии, кларификации, майевтики) в развитии переживания. Прослеживается связь каждой из этих техник с одним из видов мышления и деятельности человека — философией, наукой, искусством. Подчеркивается внутренний пафос понимающей психотерапии — борьба за личность.
«Прививка» К. Роджерса к культурно-историческому подходу Л. С. Выготского видится, главным образом, в обогащении этого подхода экзистенциально-феноменологической составляющей и признании ценности внутреннего опыта. Специфику понимающей психотерапии, в отличие от роджерианского подхода, автор статьи усматривает в неразрывной связи Ф. Е. Василюком развития личности с развитием ее речевого мышления, системы знаковых средств и сознания.
ОТ Л.С. ВЫГОТСКОГО К Ф.Е. ВАСИЛЮКУ: КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И ПОНИМАЮЩАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Л.С. Выготский и Ф. Е. Василюк. Эти два имени поставлены рядом не случайно. Их связала сама история. Л.С. Выготский- один из главных основоположников отечественной, советской психологии, выстраивавшейся после революции 1917 г., по существу, с нуля. Ф. Е. Василюк — основатель отечественной школы психотерапии. Основанием для сопоставления их взглядов служит утверждение самого Федора Ефимовича, согласно которому понимающая психотерапия есть «прививка» личностноцентрированной терапии К. Роджерса к плодоносному дереву культурно-исторического подхода Л. С. Выготского (Василюк, Карягина, 2017, с. 13). Насколько основательно это заявление? Не есть ли это просто красивая фраза, за которой стояло острое желание ученого, хотя бы и контрабандой, ввести в крайне идеологизированную отечественную психологию насущно необходимую, но чуждую ей «буржуазную» практику?
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И «КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ»
Первая попытка «обручения» зарождающейся советской психологии с «первенцем» психотерапии — психоанализом в 20−30-е гг. ХХ в., как известно, потерпела неудачу. Новая попытка зажечь звезду отечественной психотерапии была предпринята Ф. Е. Василюком. В 1984 г. он выпустил монографию «Психология переживания», представляющую собой теоретическое обоснование нового психотерапевтического направления. Надо сказать, что будучи в свое время аспирантом А. Н. Леонтьева, Василюк весьма активно ссылался в этой работе на идеи своего учителя. В связи с этим возникает вопрос, что именно взял Василюк у Выготского, на какие конкретно понятия и идеи Льва Семеновича он опирался?Прежде всего это сама категория переживания, казалось, прочно забытая советской психологией и отсутствовавшая в теории деятельности [1]. Это также идея культурно-исторической обусловленности человеческого сознания.________________________________________________________________________________
[1] Здесь стоит напомнить, что А. Н. Леонтьев весьма критически относился к обращению Л. С. Выготского к категории переживания и идее признания переживания единицей сознания (Леонтьев, 1998) «Переживание есть только форма по отношению к содержательности человеческой деятельности», — утверждал он (Леонтьев, 1994, с. 165)____________________________________________________________________________________________ В «Психологии переживания» вопрос о культурно-исторической детерминации переживания поднимается автором в последней главе после изложения основных положений собственной концепции. Ф. Е. Василюк утверждает историчность сложных человеческих переживаний, иллюстрируя свою мысль сравнением переживаний узников Шлиссербургской крепости, страдающих от невозможности осуществления свободной сознательной деятельности, и переживаний античного раба, в принципе не знающего иного положения. «Реализация культурно-исторического подхода в изучении переживания, — далее продолжает он, — предполагает анализ трех взаимосвязанных вопросов: каковы специфические культурные средства переживания? каковы особенности процесса их освоения? и, наконец, каков характер участия других людей в этом освоении и в переживании индивида?" (Василюк, 1984, с. 160). Василюк говорит о культурных «схематизмах сознания», отражающих исторически накопленный опыт переживания типичных жизненных ситуаций. Эти «схематизмы» выступают формой осмысления человеком обстоятельств его жизни и составляют культурно-заданную форму индивидуального переживания. Работа переживания в ситуации кризиса связана с вхождением в новый «схематизм» и глубинной перестройкой всего сознания. Подобная работа не может быть проведена индивидуально. Для ее осуществления необходим Другой как живое воплощение иного миропонимания, соответствующего новому «схематизму». Процесс смены культурных «схематизмов сознания» и обусловленная этой сменой динамика переживания прослеживается Василюком на примере переживаний Родиона Раскольникова, проходящего путь от переживания разобщенности с людьми и стремления возвыситься над ними (индивидуалистический «схематизм сознания») к чувству единения с людьми и служения им («схематизм» христианской любви к ближнему, воплощенный в образе Сони). Покаяние Раскольникова становится поворотным пунктом, в котором заканчивается предыстория и начинается история постепенного обновления человека, история рождения новой личности. Несмотря на яркость приведенной литературной иллюстрации, эта глава монографии в целом оставляет впечатление предварительного наброска в разработке данной темы. Это признает и сам автор, отмечая, что «ни эрудиция автора, ни рамки настоящей работы не позволяют дать исчерпывающие ответы на эти вопросы» (Там же, c. 161). Насколько нам известно, намеченная здесь собственно историческая линия исследований переживания не получила у Ф. Е. Василюка сколько-нибудь существенного продолжения. Однако идея вовлечения человека в новые области человеческой жизни и практики (философскую, научную, искусства и поэтики), в новые «миры» переживания нашла развитие при разработке им основных техник понимающей психотерапии.
Как мы видим, в «Психологии переживания» Василюк опирается на классические положения культурно-исторической теории: принцип историзма, идею знакового опосредствования, представление об интерпсихической стадии развития высших психических процессов. Кроме того, в основе его концепции лежат три важные категории, занимающие значительное место и творчестве Л. С. Выготского. Это смысл, переживание, личность. Однако если в отношении понятия переживание связь с Выготским обозначена самим автором, то в отношении двух других понятий эта преемственность опущена. Однако она реально присутствует и становится совершенно очевидной при знакомстве с ранее неизвестными (в том числе и самому Федору Ефимовичу) текстами из архива Выготского, опубликованными Е. Ю. Завершневой отдельными фрагментами в цикле статей и в полном объеме в издании «Записных книжек Л.С. Выготского» (2017). Эти публикации проливают свет на то, как развивалась мысль ученого в последние годыжизни (1932−1934) и какие новые линии развития культурно-исторической теории открывались в этой связи. Сравнительный анализ размышлений позднего Выготского и концепции переживания Василюка обнаруживает глубинную связь и преемственность их идей, говорящую о том, что эти два психолога жили и мыслили в неком общем ментальном поле, в единой логике, очерченной методологией культурно-исторического подхода.Возвращаясь к характеристике понимающей психотерапии как «прививки» личностно- центрированной терапии Роджерса к культурно-историческому подходу Выготского, стоит обратить внимание на еще один вопрос. А именно, насколько теоретико-методологические основания культурно-исторического подхода в принципе допускали и допускают достраивание его какой-либо психотерапией? Выготский был общим, возрастным психологом, дефектологом, а в последние годы жизни активно работал в клинике (в записной книжке «Клиника ЭДИ» (1931) собраны описания 37 историй болезни). Он говорил о культурном развитии, формировании, коррекции психики, но никогда о психотерапии, хотя на Западе психотерапия успешно практиковалась, постепенно завоевывая все большее и большее пространство психологии. Почему Выготский, всегда чутко реагировавший на все новое и свежее, что появлялось в науке, считавший, что практика есть тот камень, который должен быть поставлен психологией во главу угла, остался невосприимчив к такому важному течению в сфере психологической практики и никак не отозвался на него? Вопрос этот до конца не ясен. Мы можем высказать свои предположения.
Одна из причин подобной «невосприимчивости» — идеологическая — могла быть связана с иллюзией возможности построения такого справедливого общества, в котором конфликт между индивидом и социумом попросту исчезнет, а с ним исчезнет и интериоризованная форма этого конфликта, предмета работы психоаналитика. В системе теоретических воззрений Выготского психопатология рассматривалась как своеобразный дефект культурного развития, сбой в «верхних этажах» работы психики. «Нарушенное в психоневрозе, — писал он, — есть производное от развития (сознательного) Я и его отношения к внешнему миру» (Записные книжки Л. С. Выготского, с. 452). Открытие законов культурного развития и формирование на их основе «сверх-человека» в сочетании с созданием нового справедливого общества, предоставляющего равные для всех возможности освоения культурных достижений, казалось, упраздняли необходимость в психотерапии.Другая причина могла быть связана со своеобразным отождествлением психотерапии с фрейдовским психоанализом. Отношение Выготского к психоанализу было сложным. Он одновременно и привлекал, и отталкивал его. Основная полемика с З. Фрейдом проходила по линии теории. Теоретические разногласия были весьма существенны; это антиисторизм и пансексуализм Фрейда, путаница в системе понятий, игнорирование роли мышления в развитии личности, неучет изменения характера отношений между аффектом и интеллектом в ходе развития, рассмотрение личности в модусе несвободы, попытка воздействовать словом на бессознательное и т. д. (Завершнева, 2016). При этом вопрос о том, каким образом эта во многом ошибочная теория способна на практике приводить к положительному результату, Выготским не рассматривался.Однако главная причина «непризнания» Выготским психотерапии как особой психологической практики была связана, на наш взгляд, с изначальной ориентацией Выготского на построение объективной психологии, а точнее объективной теории психического. Провозгласив в «Историческом смысле психологического кризиса» субъективные переживания «кажимостью», которая сама должна быть объяснена, он тем самым лишил эти «кажимости» самостоятельного статуса и по существу вывел их за пределы науки. Между тем, психотерапия работает именно с этими «кажимостями» клиента, для которого они выступают как нечто вполне реальное. В реальной жизни «кажимости» это не — иллюзия. Человек живет, взаимодействует с другими, совершает те или иные поступки в соответствии с теми «кажимостями», которые он несет в своем сознании. В его жизни они действуют как вполне объективная сила. И Выготский, судя по всему, в поздние годы приходит к тому же выводу, вводя в систему своих понятий категорию переживания как субъективного восприятия личностью своей жизненной ситуации. Однако переходя в область психологической практики, он делает ставку не на психотерапию, прочно завязанную на феноменологию, к которойон по-прежнему относится отрицательно, а на психотехнику как вполне объективную форму работы с психикой.На основании вышесказанного может создаться впечатление полной несовместимости культурно-исторической теории и психотерапевтической практики. Между тем мы считаем, что в методологическом плане возможность дополнения культурно-исторической теории «культурноисторической психотерапией» в принципе допустима. Она заложена в представлении Выготского о речевом мышлении как стержне развития человеческого сознания.Появление слова, по Выготскому, перестраивает сознание ребенка, оно становится собственно человеческим сознанием. «Лечение словом»! В этом заключалось главное завоевание психоанализа. Фрейд не дал объяснения, почему слово способно производить изменения в психике пациента. Его дал Выготский. Слово осмыслено, мышление оречевлено. Через слово мы работаем и с мышлением клиента, и со связанным с данной формой мышления аффектом, и с его сознанием в целом. Возможность работы с сознанием человека через слово — мощнейшее средство и одновременно важнейшее направление психологической работы с ним. Таким образом, мы полагаем, что теория Выготского имплицитно содержала в себе зародыш развития культурно-исторического подхода в новом для нее направлении — направлении обогащения ее психотерапевтической практикой. Появление соответствующего, согласующегося с теорией психотерапевтического подхода было делом времени.И проект понимающей психотерапии Ф. Е. Василюка стал закономерным ответом на этот неявно выраженный теорией запрос. Прививка К. Роджерса состояла, главным образом, в привнесении в культурно-исторический подход экзистенциально-феноменологической составляющей, в реабилитации субъективного мышления, о котором писал С. Кьеркегор (оказавший на Роджерса существенное влияние) и которое единственное, в конечном счете, определяет и выбор, и поступок, и весь жизненный путь личности.ПЕРЕЖИВАНИЕ И СМЫСЛ В ТВОРЧЕСТВЕ ПОЗДНЕГО Л.С. ВЫГОТСКОГО И Ф.Е. ВАСИЛЮКА
Центральной категорией понимающей психотерапии является понятие «смысл», которое рассматривается как предельная цель и ценность данного психотерапевтического направления. Однако вокруг понятия «смысл» строилась и логотерапия В. Франкла, оно с необходимостью присутствует и во многих других системах экзистенциально-гуманистической психологии. Что отличает трактовку этого понятия Василюком и какова ее связь с культурно-исторической традицией? Вводя данное понятие, сам Федор Ефимович ссылался на представления С. Л. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева (Василюк, http:// www. al24.ru/wp-content/uploads/2014/01/вас1.pdf). Последние выделяли два аспекта сознания: знание и отношение. Единицей анализа сознания по линии знания является значение, единицей анализа сознания по линии отношения выступает смысл. В смысле кристаллизовано мое отношение к предмету. Отношение всегда устанавливается через субъекта. Поэтому изменение смысла — это всегда изменение субъекта. Особенно высоко Василюк оценивал представление Леонтьева о смыслообразующих мотивах, побуждающих, вдохновляющих человека, придающих смысл его жизни и деятельности. Однако еще до Леонтьева и Рубинштейна к понятию «смысл» обращался Л. С. Выготский.Как указывает Е. Ю. Завершнева, категория «смысл» появляется в дискурсе Выготского во второй половине 1932 г., и завершающий этап развития культурноисторической теории (1932−1934) связан с разработкой этого понятия в рамках по существу новой теории динамических смысловых систем (Завершнева, 2015а; 2015б). Публикация ранее неизвестных заметок Л.С. Выготского позволяет реконструировать содержание, стоящее у него за этим понятием.Смысл, в понимании Выготского, есть интегральная характеристика отношения человека к миру, опосредованного знаком. Смысл представляет собой единство когнитивных и аффективных тенденций. Отдельный смысл дискретно не проявляется. Реально существует континуальное поле смыслов. И каждый смысл этого континуума упирается в смысл целого мира. Любое действие человека опосредовано смыслом для него ситуации. Мышление может двигаться как в русле уже сложившегося смыслового поля (детерминированное мышление), так и против тенденций смыслового поля, но в осознании этих полей (свободное мышление). Ограниченность свободы мышления сложившимися смыслами оборачивается несвободой на уровне действия. Напротив, свобода мышления дает свободу действия. «Главное в мышлении — свобода: ich kann was ich will. Отсюда она переносится в действие. Но зарождается свобода в мысли», — пишет Выготский (Записные книжки Л. С. Выготского, с. 123). Если ранее Выготский утверждал, что отличие человека от животных состоит в способности подняться над зрительным полем, и эта свобода дается словом, то теперь он идет дальше, заявляя, что отличие свободного человека заключается в способности подняться над смысловым полем, преодолеть ранее сложившуюся систему смыслов.Само смысловое поле, его устойчивость и своеобразный консерватизм определяются доминирующей формой обобщения. Иначе говоря, выход за пределы прежнего, навязанного конкретными обстоятельствами смыслового поля и обретение личностной свободы достигается за счет выхода на более высокий уровень обобщения. Это был ответ З. Фрейду, недоучитывавшему, по мнению Л. С. Выготского, роль мышления в развитии личности. Задачу будущего исследования Выготский видел в том, чтобы взять единый план внешнего и смыслового поля, т. е. сознания и действия (Там же). Однако эта задача так и не была им решена.Как мы видим, по сравнению с представителями деятельностного подхода понимание Выготским смысла содержало дополнительно ряд важных моментов.1) утверждение связности отдельных смыслов в личностном сознании; 2) признание возможности трансформации смыслового поля сознания по линии развития речевого мышления; 3) выход в изучении смыслов за пределы индивидуального сознания в поле внешнего действия; 4) связь способа осмысления человеком мира с мерой человеческой свободы.Характерно, что Василюк, обобщая различные аспекты понимания смысла, в конечном счете определяет его совершенно в духе культурно-исторической традиции как эмоцию с мыслью (ср. единство аффекта и интеллекта у Выготского), или как осознанное, обдуманное, выраженное и сформулированное в слове отношение человека к тому или иному аспекту реальности (Василюк, www.al24.ru/ wp-content/uploads/2014/01/вас1.pdf). Проект понимающей психотерапии стал по существу фактической реализацией замысла Выготского рассмотреть единый план внешнего и смыслового поля. В понимающей психотерапии работа идет одновременно с сознанием и жизненным миром клиента (миром его жизни и деятельности). Задача, не решаемая теоретически, была решена Василюком психотехнически.При переходе от теории к практике проблема смысла предстает уже в ином — феноменологическом — аспекте. Отправная точка понимающей психотерапии — критическая ситуация клиента, характеризующаяся переживанием утраты смысла. Итог эффективной терапии — обретение смысла, ощущающееся как воодушевление, подъем, свободная игра жизненных сил и ясное видение перспективы своего жизненного пути. Смысл или его отсутствие переживается человеком. И здесь мы переходим к рассмотрению понятия «переживание» как главного упования понимающей психотерапии.Ф.Е. Василюк неоднократно подчеркивал, что в своей концепции переживания он опирался на трактовку переживания, предложенную Л. С. Выготским. Суть ее сводится к следующему. В переживании (в отличие от отдельных функций) дана связь сознания, представлены особенности личности в ее отношении к среде. Переживание сопряжено с конфликтной ситуацией, через которую проходит история индивида. Поворотные пункты в развитии переживания отражают изменение личности в целом. Таким образом, именно переживание выступает подлинной единицей сознания и личности человека. На этом положении Выготского строится вся понимающая психотерапия, предметом которой выступает переживание человека в критической ситуации, целью — развитие переживания, а через него развитие сознания и личности клиента в направлении обретения подлинного смысла жизни.Однако настоящим откровением для нас стало знакомство с публикациями записных книжек Выготского, где он вновь обращается к категории переживания на этот раз в контексте проблемы смысла. Так, в записной книжке, датированной октябрем 1933 г., мы читаем «Структура переживания: внутренняя структура (осмысленность и ее разные степени + разная степень внутренней свободы + пассивная и активная стороны переживания — passiones и actiones — в переживании единство страдания и действия) + системная связь переживания (т.е. ткань, в которой дана клетка). Суть: системное и смысловое строение переживания" (Записные книжки Л. С. Выготского, с. 456). Эти материалы впервые стали известны широкому читателю в 2015 г., а теория переживания как деятельности в критических ситуациях и представление об уровневом строении переживания были выдвинуты Ф. Е. Василюком в середине 1980-х гг. Это говорит о том, что он, сам того не зная, буквально шел по следам Л. С. Выготского, двигаясь в русле его идей. До сих пор идея переживания-деятельности генетически связывалась (в том числе самим Ф.Е. Василюком) с теорией деятельности А. Н. Леонтьева. Приведенный фрагмент показывает, что понимание переживания как действия присутствовало и у Выготского. Что нового внесла концепция Василюка в разработку категории переживания по сравнению с Выготским?Прежде всего, Ф. Е. Василюк проблематизирует сам тезис Л. С. Выготского о переживании как единстве среды и личности. Именно это единство становится предметом его исследований. В качестве носителей переживания он рассматривает (Василюк, 1984):1) орган тела (ср. с «символическим симптомом» — феноменом, известным со времен Фрейда);2) психическую функцию (это может быть забывание или искажение восприятия, когда пугающие вещи кажутся нам большими, чем они есть на самом деле; усиленная, но непродуктивная работа мысли);3) нарушения поведения (например, подросток, испытывающий недостаток внимания, может совершить асоциальный поступок, становясь тем самым предметом особого внимания окружающих);4) различные формы деятельности (так, в XIX веке путешествие считалось лучшим средством пережить неразделенную любовь). Все перечисленные явления являются «знаком», формой течения переживания.В данной трактовке переживание перестает быть жестко привязанным к личности, ее сознанию и вообще к индивиду. Под категорию переживания подпадают и психические, и телесные процессы, и деятельность человека во внешнем мире.В первых двух случаях субъект переживания фактически отсутствует. Он появляется тогда, когда мы можем ответить на вопрос о том, кто переживает. В структуре эмпатической реплики понимающей терапии присутствует такой элемент, как Персона. Приведем пример такой реплики: «Вы как отец ощущаете вину за свое бездействие перед сыном?"(Василюк, 2007, с.4). Однако личность и субъект переживания не совпадают. Тот, кто испытывает вину, это не вся личность (это не муж, друг, руководитель и т. д.). Это отец — определенная ипостась цельной личности. Точное определение субъекта переживания и тем самым локализация самого переживания в сознании чрезвычайно важны для продуктивного развития психотерапевтического процесса. На высшем уровне развития переживания, соответствующем творческому жизненному миру, по Василюку, мы впервые сталкиваемся с цельной личностью как автором своего переживания. Как происходит работа переживания и какова роль технических приемов понимающей психотерапии в этом процессе?
Основное назначение эмпатии — назвать переживание, дать ему имя и тем самым вывести его из тела, поставив «перед собой». Этим достигается разделение личности (Я) и ее переживания, что дает возможность как-то отнестись к своему переживанию, а значит, овладеть им. Важный момент — определение Персоны, субъекта переживания. Выделение Персоны актуализирует соответствующий ей жизненный мир клиента, открывая возможность работы с ним. Кларификация осуществляет работу с образом жизненного мира клиента и способом его построения. Внимание клиента переводится на те психологические операции восприятия, анализа, логического выведения, выбора и т. д., с помощью которых он осмысляет действительность, формируя свой жизненный мир.Наконец, майевтика работает с убеждениями клиента как фактором, конституирующим его жизненный мир. Задача майевитики — выбить переживание из привычного русла (ср. подняться над смысловым полем у Выготского), пробудить рефлексию и мышление клиента на создание его личной, осознанной системы убеждений. Под влиянием техник понимающей психотерапии происходят прояснение аффекта (действие эмпатии), изменение восприятия мира и способа мышления о нем (действие кларификации), улучшение качества мышления (действие майевтики).