Работа впервые опубликована в сборнике "Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии" в 1997 году.

ПСИХОТЕХНИКА ВЫБОРА

"Нет проблем, есть непринятие решения". Человек неизбежно попадает на жизненные развилки, где должен делать выбор. За уклонение от выбора или неумение выбирать ему приходится рас­плачиваться маленькими или большими неудобствами, собствен­ными страданиями или страданиями других людей, потерей смысла жизни и множеством невротических проблем.

Искусство выбирать — вот тема данной статьи. Статья адресо­вана, прежде всего, психотерапевтам, поэтому разработка темы носит психотехнический характер. Можно сформулировать три наиболее существенные задачи такой разработки.

1. Психотерапевтическая — научиться за актуальными жалобами и симптомами пациента усматривать уклонение от необхо­димого выбора или патологически совершенный экзистенциальный выбор и помочь пациенту осознать корень его проблем.
2. Тренинговая — сформулировать принципы и разработать ме­тоды психологического тренинга умений и способностей, необ­ходимых для совершения жизненных выборов.
3. Консультативная — выработка методик психологической по­мощи человеку, для которого выбор является актуальной и осоз­наваемой проблемой.

Основное внимание в статье уделяется решению второй зада­чи.

Мы будем считать цель достигнутой, если удастся создать дос­таточно полную и дифференцированную систему ориентиров, по которой коллега-психотерапевт сможет составить конкретную тренинговую программу, позволяющую участникам тренинга совершенствоваться в искусстве выбирать.

Каков метод нашей работы и, соответственно, общая логика текста? Лучше всего это пояснить на условном примере. Если бы перед нами стояла задача в совершенстве научиться производить круглые детали, то, во-первых, нужно было бы осмыслить мате­матическое понятие круга, во-вторых, понять операции, вычерчивания этой фигуры, и, в-третьих, обучиться технологии, с помощью которой можно добиваться производства деталей, мак­симально приближенных к идеальному кругу.

В соответствии с этой логикой сначала сформируем пред­ставление о "чистой культуре выбора", то есть дадим "матема­тическое" описание выбора, не смущаясь тем, что эмпирически этой "чистой культуры" не существует, как не существует в природе математической точки, линии, плоскости. Затем опи­шем операциональную структуру выбора, то есть выделим дей­ствия, выполнение которых необходимо и достаточно для совершения "подлинного выбора". Подлинный выбор — это ра­бочее понятие, фиксирующее воплощение "математического" идеала в реальности. В рамках нашей вспомогательной метафо­ры подлинный выбор соответствует кругу, начерченному на бумаге с помощью циркуля. Нарисованный круг вовсе не тож­дественен идеальной математической фигуре хотя бы потому, что реальная линия окружности имеет ненулевую толщину. Од­нако для практических нужд этой разницей можно пренебречь. Наконец, в заключительной части будут намечены пути психотехнического тренинга умения делать выбор.

Чистая культура выбора

Сформулируем понятие о выборе как таковом, о "чистой куль­туре выбора". Для этого потребуется ввести концептуальную сис­тему координат, в рамках которой будет определяться понятие выбора. В качестве такой системы выступит психологическая ти­пология жизненных миров, подробно описанная в одной из работ автора (Bacuлюк, 1984). Для удобства читателя приведем здесь "вы­жимку" из нее, что послужит неким экспресс курсом языка опи­сания, на котором пойдет речь о психотехнике выбора.

Типология жизненных миров

Предметом данного типологического анализа является жизненный мир, или мир живого существа[1]. В нем выделяется два аспекта — внешний мир и внутренний мир. Пытаясь осознать феноменологи­ческие характеристики "внешнего" мира, мы прежде всего различа­ем два его возможных состояния — он может быть "легким" или "трудным". Под "легкостью" внешнего мира понимается гарантированность немедленного и полного удовлетворения любой актуализи­ровавшейся потребности живущего в нем живого существа, а под "трудностью" — отсутствие таковой. Внутренний мир может быть "про­стым" или "сложным". "Простоту" мира легче всего помыслить как односоставность жизни, то есть как наличие у "простого" существа единственной потребности или единственного жизненного отноше­ния. Но простым может быть и внутренний мир многосоставного су­щества, если его жизненные отношения "параллельны" друг другу и нигде не встречаются. "Сложность", соответственно, понимается как наличие нескольких пересекающихся жизненных отношений. Нало­жение этих бинарных оппозиций дает следующую категориальную типологию:

1. Внутренне простой и внешне легкий (Инфантильный) жизненный мир обеспечивает немедленное удовлетворение потребности живуще­го в нем существа. Жизнь его сведена к непосредственной витальнос­ти и подчиняется принципу удовольствия. Норма этого мира — полная утоленность, поэтому малейшая боль или неудовлетворенность вос­принимаются здесь как глобальная и вечная катастрофа.

2. Внутренне простой и внешне трудный жизненный мир (Реалисти­ческий). Отличие этого жизненного мира от предыдущего заключается в том, что блага, необходимые для жизни, не даны здесь непосред­ственно. Внешнее
[1] Мы не говорим здесь человек, личность, но максимально абст­рактно — живое существо, поскольку задача состоит не в теорети­ческом описании какой-то эмпирической реальности, а в создании некоторой "математической" реальности, которая сама в дальней­шем может послужить языком описания.
пространство насыщено преградами, сопротивле­нием вещей, и потому главным "органом жизни" обитающего здесь существа становится предметная деятельность. Эта деятельность в силу простоты внутреннего мира, то есть постоянной устремленности жизни к удовлетворению единственной потребности, всегда энергетически заряжена, не знает отвлечений и колебаний, и проблематична не с мотивационной, а только с операциональной, технической стороны. Чтобы быть успешной, деятельность должна сообразоваться с внеш­ней вещной реальностью, и потому наряду с принципом удоволь­ствия здесь появляется принцип реальности, становящийся главным законом этого мира.
Следование принципу реальности обеспечивается тем, что у существа реалистического мира развивается психика, решающая две основные задачи — ориентировку во внешней предметной среде и сдерживание внутренних аффектов. Последнее требуется потому, что принцип удовольствия не исчезает из состава жизненного мира, продолжая требовать немедленного удовлетворения и, не получая такового, порождает панические аффекты. Для контроля за этими аффектами в психике реалистического существа развивается механизм "терпения-надежды", позволяющий целенаправленно действовать в условиях неизбежных отсрочек в удовлетворении потребности.

3. Внутренне сложный и внешне легкий жизненный мир (Ценностный). Основная проблематичность жизни в легком и сложном мире не внешняя (Как достичь цели? Как удовлетворить потребность?), а внутренняя (Какую цель поставить? Ради чего действовать?). Если в реалистическом мире развивается психика, то в легком и сложном — сознание как "орган", предназначение которого есть согласование и сопряжение различных жизненных отношений. Внутренняя цельность является главной жизненной необходимостью этого мира, а един­ственный принцип, способный согласовывать разнонаправленные жизненные отношения — принцип ценности.

4. Внутренне сложный и внешне трудный жизненный мир (Творческий). В сложном и трудном мире возникают специфические проблемы, не сводящиеся к сумме проблем "реалистического" и "ценностного" мира. Главная внутренняя необходимость субъекта этого мира — воплощение идеального надситуативного замысла своей жизни в целом. Эту задачу приходится решать на материале конкретных ситуативных действий в условиях внешних затруднений и постоянно возобновляющихся внут­ренних рассогласований. По своей сути такая задача является творческой, ибо никогда не имеет готового алгоритма решения. Для осуществления творческого типа жизни наряду с психикой, деятельностью и сознани­ем, необходим новый "орган" жизнедеятельности — воля.
Вот краткое описание категориальной системы координат, позволяющей ясно очертить грани понятия выбора, отделив его от смежных и сходных представлений.

Предельно формально выбор можно определить как действие субъекта, которым он отдает предпочтение одной альтернативе перед другой (другими) на определенном основании. Чтобы пе­рейти от формального определения к содержательному, нужно ответить на вопросы — кто есть субъект выбора? Что представля­ют собой альтернативы? Каково основание выбора?

Рассмотрим, какие возможности для ответов на эти вопросы. Предоставляют описанные типы жизненных миров.
Инфантильный жизненный мир можно сразу исключить из рас­смотрения, поскольку внутренняя простота и внешняя легкость создают психологическую среду, в принципе лишенную каких-либо внутренних дифференциаций, противоречий и альтернатив. Реалистический жизненный мир может быть представлен для обсуждения проблем выбора примером пресловутого буриданова осла, терпеливо стоящего уже шестой век между нетленными сто­гами сена. Его внутренний мир прост, он сведен лишь к одной потребности — пищевой, иначе какая-нибудь другая нужда сдви­нула бы животное с мертвой точки и тем было бы нарушено иде­альное равновесие сил, не дающее ему сойти со своего места. Альтернативы, между которыми приходится выбирать — это не разные потребности, не разные жизненные отношения, а лишь разные операции, разные способы действия. Если бы со стороны одного из стогов подул ветер, и осел пошел бы в сторону более сильного запаха, сразу стало бы очевидно, что несчастное живот­ное не является, собственно, субъектом выбора, но лишь пассив­ной стрелочкой весов, которая отклоняется в сторону более тяжелой чаши. Основанием такого предпочтения (насколько здесь уместно употребление этих слов) была бы большая сила внешней стимуляции. Даже языковая интуиция свидетельствует, что по­добное предпочтение выбором в собственном смысле слова на­звать нельзя.
Модель буриданова осла позволяет методом от противного сформулировать некоторые черты искомого понятия выбора:
1) вы­бор возможен лишь во внутренне сложном мире;
2) альтернативы, между которыми совершается выбор, — не операции, не способы действия, ведущие к одной цели, а разные жизненные отношения, "отдельные деятельности" (в терминологии А.Н. Леонтьева);
3) вы­бор является активным действием субъекта, а не пассивной реак­цией; 4) основанием выбора не может являться сила побуждения как таковая; там, где дело решается силой, нет смысла говорить о выборе.

Если выбор возможен только во внутренне сложном мире, в нашем распоряжении в пределах изложенной типологии есть два варианта: Ценностный и Творческий миры. Обратимся сначала к последнему из них, поскольку он отличается от рассмотренного Реалистического всего одним параметром — сложностью.

В Творческом (сложном и трудном) жизненном мире субъект, стоящий перед необходимостью сделать выбор между двумя жиз­ненными отношениями, вступившими в противоречие, находит­ся в крайне непростой ситуации.

С одной стороны, он хотел бы осуществить выбор на принципиальных, ценностно-смысловых основаниях, поскольку главная жизненная необходимость субъекта творческого мира — воплощение замысла жизни как осмыслен­ного целого. С другой — его выбор должен быть реализуемым, реалистичным. Защитить слабого ценностно важнее, чем обеспе­чить собственную безопасность, но в конкретной ситуации рас­становка сил может быть такова, что приходится выбирать не лучшее, но неосуществимое, а заведомо худшее, но возможное.

Однако плотная материя мира не только извне затрудняет осу­ществление ясных по смыслу выборов, она вторгается в интим­ный внутренний процесс осмысления и оценки альтернатив, затуманивает внутренний взор сиюминутными соблазнами, зап­ретами, поводами, подсказками, условностями, подвернувшимися случаями, убедительными просьбами, манипуляциями, требова­ниями, ограничениями и т.д. и т.п. Одно дело решение о покупке, принятое в условиях галдящего рынка с ограничением денег и времени, и совсем другое — обдумывание желательности иметь такую-то вещь в неторопливой беседе с опытным и доброжела­тельным собеседником.

В сложном и трудном мире каждое отдельное жизненное отно­шение, побуждаемое отдельным мотивом, разрослось в разветвлен­ную систему "актов жизнедеятельности" (Флоренский, 1914). На поворотах судьбы, в трагические минуты, на пике чувства человеку бывает ясно дан настоящий смысл в его жизни того или иного отно­шения, но чаще всего отношение представлено через сиюминутные цели, заботы, действия, жесты, эмоциональные реакции. И существует особая, непростая "задача на смысл" (А.Н. Леонтьев, 1975), состоящая в том, чтобы по ситуативным намерениям, эмоциям и плодам своих усилий восстанавливать реальный смысл воплотивше­гося в них жизненного отношения. Понятно, насколько это ослож­няет проблему выбора. Противоречащие друг другу по внутреннему смыслу жизненные отношения зачастую не противостоят лицом к лицу, а внешне мирно сплетаются, а то и срастаются ветками со­вместных действий, ситуаций, средств и т.д. Задача на смысл обора­чивается в таком положении задачей на различение смыслов, без решения которой человек, даже ощущая конфликтность и двойствен­ность ситуации, не может точно определить между чем и чем он, собственно, должен выбирать.

Если ввести понятие качества выбора, то, очевидно, что выбор будет тем хуже, чем менее ясно сквозь пестроту поверхностных связей субъект смог рассмотреть различие противостоящих смыс­лов, и чем больше сам выбор основывается на ситуативных удобствах или ограничениях.

Субъект при этом все более оказывается "загипнотизированным", плененным ситуативной поверхностно­стью жизни, и, собственно, не совершает волевой личностный акт выбора, а дрейфует по линиям наименьших сопротивлений под действием переменчивых ветров "психологического поля" (Lewin, 1936). Наоборот, выбор будет тем лучше, чем яснее поня­ты альтернативные смыслы жизненных отношений, и чем более глубокие основания лежат в основе предпочтения одного жиз­ненного отношения другому.
Эта формулировка подводит нас к тому, что в наиболее чистом виде выбор можно наблюдать в условиях внутренне сложного и внеш­не легкого, Ценностного мира. В самом деле, он устроен таким обра­зом, что, во-первых, каждое жизненное отношение представлено в нем не "телом" своей деятельностной реализации, а "душой" — мотивационным смыслом. Во-вторых, в силу своей легкости, то есть мгновенной, "волшебной" реализуемости любой инициативы субъек­та, в этом мире нет возможности сослаться на неудобства, опаснос­ти, недостаток сил и способностей, словом, нет алиби трудности, здесь нужно лишь мужество пожелать и ответственно сказать "да" своему желанию. Легкость мира устраняет все ситуативные точки опоры, и поэтому выбор здесь может совершаться лишь на основе принципиального сравнения альтернатив.

Таким образом, сами характеристики этого жизненного мира — внешняя легкость в сочетании с внутренней сложностью задают как раз те условия, в которых может совершаться лишь выбор, так ска­зать, чистой пробы — между действительно существенными для жизни альтернативами на действительно существенных основаниях с полной сознательностью, произвольностью, с бескомпромиссной определенностью и окончательностью.

Чистая культура выбора обнажает присущий выбору трагизм. Трудность и ситуативность жизни чаще всего маскируют этот тра­гизм, а иногда и реально смягчают его.

В мире, где от намерения до воплощения длинный путь, где замысел и реализация принципиально не могут совпасть, ибо реальность является таким сильным цензором и редактором, что оказывает на реализацию порой большее влияние, чем сам замы­сел, в таком трудном, неудобном мире есть одно восхитительное удобство — в нем можно одуматься, опомниться, спохватиться - выбор сделан, и жизнь потекла по его руслу, но, не успев далеко удалиться от развилки, она может еще вернуться, пусть даже с большими издержками, но все же вернуться.

В трудном мире сколько-нибудь значимый выбор драматичен, в легком же, где намере­ние воплощается мгновенно, полно и окончательно, всякий вы­бор необратим и потому трагичен. Трагичен даже если он "правилен", "хорош", поскольку выбор есть не только предпоч­тение одной альтернативы, но и отвержение другой, а альтерна­тива, с которой имеет дело субъект легкого и сложного мира — это один из его мотивов, то есть то, что по определению значимо и составляет существенный смысловой "орган" жизненного организ­ма. Отвержение мотива не равносильно его уничтожению, оно может выражаться, например, в снижении его иерархического статуса, но от этого не становится менее болезненным. Так для генерала угроза разжалования может быть не менее страшной, чем угроза гибели. Окончательное отвержение существенного, совершаемое добровольно (а в легком мире нет никакого внешнего принуждения) — вот трагизм выбора, выпукло обнажаемый ус­ловиями легкого и сложного мира.
Чистая культура выбора открывает нам помимо трагизма им­манентную парадоксальность выбора. Внутренне сложный мир потому, собственно, и сложен, что включает в себя уникальные в смысловом отношении мотивы, совершенно не сводимые друг к другу. Чтобы совершить выбор, субъект должен решить парадок­сальную задачу — сравнить несравнимое. Существует ли инстру­мент, который способен соизмерять не имеющее общей меры?

Мы уже видели, что в трудном и простом мире мотивы могут меряться между собой лишь интенсивностью побуждений, силой, а не смыслом. В трудном и сложном мире при конфликте двух мотивов они могут быть сравнены не сами по себе, а с помощью третьего: перевес получит та альтернатива, осуществление которой меньше повредит (или больше поможет) реализации этого мотива-рефери. Быть может такой выбор и окажется прагматически удачным, осо­бенно если мотив-рефери занимает иерархически значимое положе­ние в жизни человека, но подобный "суд" заведомо лишен достоинства истинности, ибо "судья" пристрастен. В легком и слож­ном мире, дающем нам модель чистой культуры выбора, такие под­мены истинного и существенного основания мира принципиально невозможны: легкость мира нивелирует аргумент силы, а мгновенность и окончательность реализации любого выбора делают бессмыс­ленными любые непринципиальные, соглашательские альянсы между мотивами, не основанные на их внутреннем единстве.
Поэтому можно предположить, что в легком и сложном мире должна существовать некая инстанция, служащая основой для выбора, которая сама мотивом не является, но в то же время обладает смыслообразующими и смыслоразличающими потенция­ми, и способна быть точкой опоры для совершения невозможно­го — осмысленного выбора между тем, что по смыслу несравнимо. Имя этой инстанции — ценность.

Когда знакомишься с попытками психологической науки отве­тить на вопрос, что есть ценность, часто создается впечатление, что главное стремление этих попыток — отделаться от ценности как са­мостоятельной категории и свести ее к эмоциональной значимости, норме, установке и т.д. Но ценность явно не вмещается в узкие рам­ки этих понятий, в ней кроется какая-то тайна.

Ценность — это не предмет моего желания или потребности, не мотив, потому что мотив всегда "корыстен", мотив всегда "мой", "твой" или "его", и во мне он борется только за свой интерес. Цен­ность же, во-первых, может быть "наша", во-вторых, и в интрапсихическом пространстве внутри личности она выполняет не дифференцирующие, а интегрирующие, собирающие, "оцельняющие" функции. Это не означает, что она объединяет все без разбора. С разбором — но объединяет. Ценность — это не эмоция. Эмоция капризна и неустойчива, зависит от сиюминутной ситуации и сию­минутного состояния, ценность же стабильна, устойчива, надситуативна. Эмоция — стрелка компаса в условиях магнитной аномалии, ценность — магнитный полюс (часто невидимый). Ценность — не правило, не норма (см. Генисаретский, 1993). Норма существует как нечто внешнее, пришедшее извне, как долг, более или менее внед­ренный в меня, даже сросшийся со мной, но всегда ощущаемый как имплантация другого или других в меня. Источник же ценности внутренний, она переживается как рождающаяся изнутри. Ценность не есть субъективность, в реальном жизненном опыте она не воспринимается, она есть нечто избираемое, произвольно изменяе­мое, она — объективна. Ценность не расположена "по горизонта­ли", она — не цель (пусть даже очень важная и очень отдаленная), достижение которой феноменологически сопряжено с будущим. Ценность существует в "вертикальном" измерении, объемлющем время, и потому движение к ней может совершиться в любой момент времени. Ценность — тайна, но не загадка, ее нельзя раскрыть, отгадать. Ценность не вопрос, она — ответ, но ответ, который ни­когда нельзя явно назвать, полно и исчерпывающе выразить. Можно лишь сопоставлять с ним ответы на последующие вопросы жизни, получая сигналы по типу "тепло—холодно".

Ценность — не вещь, которой можно гарантированно обладать, не предмет, который можно определенно представить и надежно удерживать в представлении, не место, куда можно однажды попасть и там автоматически оставаться. Встреча с ценностью требует постоянно возобновляюще­гося усилия. Таковы некоторые черты феноменологии ценности.
Разумеется, в обыденном сознании ценность может являться и в отблесках чувства, и в регулятивном правиле, и в значимости предмета, и множестве других форм и отражений, на которые в основном и ориентируется человек, решая проблему выбора. Но в условиях теоретического легкого и сложного мира, субъект должен сопоставить конфликтующие между собой мотивы не с отражениями и тенями, а с ценностью самой по себе.

Подведем итог обсуждению чистой культуры выбора. Выбор как таковой, в его чистом виде имеет место при наличии следую­щих условий:
1) Альтернативы, между которыми совершается выбор, — не разные способы действия, а отдельные жизненные отношения, составляющие существенные органы жизни субъекта.
2) Жизненные отношения в чистом выборе должны быть пред­ставлены не в разветвленном виде "системы актов жизнедеятельно­сти", а в виде своего центрального мотивационно-смыслового ядра.
3) Основанием совершения выбора не может быть ни побуди­тельная сила одного из конкурирующих мотивов, ни любые сооб­ражения, диктуемые текущей ситуацией — удобства, ограничения, опасности и т.п. Единственным основанием чистого выбора явля­ется ценность.
4) Из предыдущего следует, что выбор является актом созна­тельным, произвольным, ответственным, ценностным и свобод­ным. Эти характеристики в совокупности указывают, что он есть акт личностный (ср. Асмолов, 1990, с.351). Личностный выбор, по сути, парадоксален и потому до конца не рационализируем. Он необратим и трагичен.

Такова чистая культура выбора. В идеальном виде он существу­ет лишь в условиях внутренне сложного и внешне легкого, ценно­стного жизненного мира.

Операциональная структура выбора

Чтобы совершать подлинные выборы, то есть выборы, кото­рые в контексте реальной жизни приближаются к описанному выше идеалу, человек должен стремиться воплотить в своем сознании условия легкого и сложного ценностного мира и осуще­ствлять выбор по логике и законам этого мира.

Какие психотехни­ческие действия он для этого должен совершить? Описав совокупность этих действий, мы получим операциональную струк­туру акта выбора.

1) Отвлечение от трудности мира. Это умение выходить из поля действия сиюминутных, временных, быстропреходящих об­стоятельств, связанных с труднодоступностью одной и легкодоступностью другой альтернативы, умение не предпочитать синицу потому лишь, что она уже в руке, а журавль — в небе.

2) Удержание сложности мира. Может показаться, что психо­техническая задача удержания сложности мира лишена смысла, по­тому что сложность дана нам без специальных усилий, как объективный факт перекрещенности жизненных отношений. Всякое действие человека, "реализующее одну его деятельность, одно от­ношение, объективно оказывается реализующим и какое-то другое его отношение" (А.Н. Леонтъев, 1975, с.211). Тем не менее клиничес­кий и житейский опыт показывают, что люди сплошь и рядом ведут себя так, будто бы их жизненный мир прост, то есть удерживают в сознании лишь актуальные цели и задачи реализуемой деятельнос­ти, игнорируя влияние, которые их действия оказывают на другие жизненные отношения. И дело при этом не в том, что они решили пожертвовать ими ради достижения своей цели (жертва была бы формой учета сложности), а в том, что они актуально удерживают сознанием лишь одно жизненное отношение. За примерами далеко ходить не нужно: инфантильное "с глаз долой — из сердца вон", готовность наркомана ради "дозы" идти на любые ухищрения, даже на преступление, не думая о последствиях и о своих собственных интересах, истерическое вытеснение одной из конфликтующих тенденций — это лишь первые, наугад взятые проявления игнорирова­ния или избегания сложности мира.

Исходя из этих фактов, можно предположить, что внутренняя сложность мира есть плод особого усилия, особых психотехничес­ких действий, сводящих субъективно разбегающиеся жизненные отношения в единое пространство. Действия по поддержанию слож­ности мира являются необходимым условием и структурным ком­понентом акта выбора. Что это за действия?
Разотождествление. Для того, чтобы возможным стало внут­реннее психотехническое оперирование жизненным отношением или мотивом, субъект должен разотождествиться с этим отноше­нием, превратив его из поглощающей стихии в предстоящий предмет так, чтобы можно было назвать его — "это мое", тем самым актуализировав Я, которое не тождественно "мое".
Совместная презентация. Действие, направленное на организа­цию одновременной представленности сознанию двух или больше отношений. Пространством презентации может послужить отдель­ная деятельность, в которой "выгораживаются" какие-то символи­ческие зоны, помогающие удерживать в поле внимания вместе с текущей и другие деятельности. Таким пространством презентации могут стать и не приписанные к отдельному отношению знаковые и физические объекты, в том числе и человеческое тело. Например, принятые сейчас в молодежной субкультуре "фенечки" — плетеные браслетики — по своей психологической функции призваны быть символом, постоянно, чем бы человек ни занимался, напоминаю­щим о дружеских отношениях с дарителем "фенечки".

Выявление. Действие, направленное на осознание факта пере­сечения жизненных отношений. Например, чувство вины, воз­никшее при достижении успеха вместо радости, может послужить поводом для анализа и обнаружения конфликта двух жизненных отношений.

Структурирование. Действие, направленное на обнаружение или установление разного рода связей между жизненными отношени­ями. Возможно установление логических связей (например, "Если не решу задачу, не пойду играть в футбол"), временных ("Снача­ла поиграю в футбол, а потом решу задачу"), иерархических ("Здо­ровье дороже, чем успех") и т.д.
Названные действия не исчерпывают всего психотехнического инструментария особой активности по поддержанию сложности мира, но их достаточно, чтобы оценить ее общие задачи. Это, во-первых, задача противостояния тенденции каждого жизненного отношения захватывать все сознание личности, тенденции "гипнотизировать" личность, лишать ее роли автора жизни и делать послушным испол­нителем "воли" соответствующего мотива. Вторая общая задача дей­ствий по поддержанию сложности мира — противостояние стихийному запутыванию нитей жизненных отношений и стремле­ние к осмысленному их сопряжению.

3) Актуализация глубинных ценностей. Дело обстоит отнюдь не так, что человек всегда стремится ценностно разрешить воз­никший внутренний конфликт и не делает этого лишь потому, что не смог осознать сам факт противоречия или из-за внешних причин, замутняющих чистоту взора, не смог отстраниться от влияния ситуативных обстоятельств и игры "полевых" сил.
Напротив, существует мощная внутренняя тенденция уклоняться от подлинного выбора. Тенденция, которая с удовольствием эксплу­атирует и внутреннюю сложность жизни, и внешнюю трудность, нарочито преувеличивая их неподконтрольность и могущество. Поэтому мало очистить сознание от удобных ссылок на внутрен­нюю неясность и внешние обстоятельства, для осуществления полноценного выбора необходимы еще способность и готовность актуализировать в сознании ценности, переводя обсуждение про­тивостоящих альтернатив из горизонтальной плоскости конъюн­ктурно-ситуативного взвешивания в "вертикальную" плоскость их принципиальной оценки. Актуализация ценностей, таким обра­зом, — особая психотехническая задача. Ее решение состоит из двух основных актов — "приглашения" ("призыва") ценности и "прислушивания" к ней. Так гитарист перед тем, как подтянуть струну, возбуждает звук камертона и прислушивается к нему.

4) Оценка альтернатив. Оценивание альтернатив мало напо­минает измерение линейкой двух отрезков или сравнивание с образцом двух деталей. Самый главный вопрос психологического описания этой, центральной части выбора состоит в том, чтобы понять, как, в какой форме встречаются ценность и оцениваемая деятельность (жизненное отношение).
Каждая альтернатива (отдельная деятельность, реализующая особое жизненное отношение) должна быть подготовлена к про­цедуре оценки. Эта подготовка уже отчасти обеспечена предшест­вующими фазами выбора — отвлечением от трудности мира и удержанием сложности. Погрузить деятельность в контекст легко­го жизненного мира — значит снять с нее ограничения техничес­кого порядка и тем самым мысленно довести ее до предела, дать ей осуществиться во всей полноте, превратиться в целую жизнь, максимально выявить себя.

Для полного осознания смысла этой деятельности нужно в контексте внутренней сложности предоставить ей режим наиболь­шего благоприятствования, то есть вообразить, что она полнос­тью определяет собой весь образ жизни личности. Результатом этих психотехнических действий будет мысленное преобразование дея­тельности в образ жизни, мотива этой деятельности — в смысл жизни, а ее субъекта — в личность, живущую этой жизнью.

Итак, в подлинном выборе речь идет не об избрании того или другого нюанса или детали (вроде выбора прически, как дело изо­бражается в экспериментальных исследованиях когнитивного диссо­нанса — Festinger, 1967).

Вся субъективно переживаемая мучительность выбора косвенно свидетельствует о том, что каждая выбираемая аль­тернатива — не просто какая-то частность, пусть и важная, что, выбирая альтернативу, человек выбирает судьбу. Это значит, что, даже если речь идет о выборе прически, в подлинном выборе она рассматривается не как частное изолированное жизненное событие, а как символ, воплощающий тот или иной образ жизни.

Чтобы ответить на вопрос, в каком виде встречаются между собой оцениваемая деятельность и ценность, нужно еще задуматься над формой актуализации ценности. Последняя состоит не во вве­дении в феноменальное поле некоторого объекта (идеи, принци­па, нормы, образца и т.д.), а в появлении в нем второго лица, живого Ты. Ценность по своей сущностной форме есть не идея, а лицо. Ценность существенно персонологична, как личность суще­ственно аксиологична. Актуализация ценностного Ты означает возникновение особого диалогического отношения, в котором и через которое личность, собственно, и осознает себя как Я. Я и есть ответ на вопрос, отклик на призыв со стороны Ты.

Выходит, что в ситуации оценки деятельности личность "рож­дается" дважды — один раз как ответ на вопрос: "Кто я, следую­щий такому образу жизни", а второй раз как ответ на вопрос: "Кто я, исповедующий эту ценность?" Это двойное рождение личности и создает ту форму и то поле, на котором могут встре­титься ценность и деятельность, может произойти подлинная эк­зистенциальная оценка деятельности. Так, в приведенной выше метафоре дважды рождается звук — от камертона и от настраива­емого инструмента, и гитарист делает свой слух местом их встречи.

Ценностное сопоставление альтернатив и происходит в форме такого попеременного прислушивания личности к себе — к тому, как в ней откликается и звучит ценность, и как в ней откликается и звучит образ жизни, представляемый каждой из конкурирую­щих деятельностей.

На уровне сознания этот процесс может проявляться в ответах на вопросы: "Хочу ли я такой жизни? Кто я перед лицом своих ценностей, если выбираю эту жизнь? Могу ли я от нее отказаться? Кем я окажусь в этом случае? Соответствую ли я такой жизни? Могу ли ее вынести? и т.д." Происходит сложная внутренняя дискуссия, в ходе которой каждая из конкурирующих альтернатив многократно и в разных вариантах и сочетаниях появляется на сцене в силу того, что подготовительный процесс воображаемого преобразования дея­тельности в образ жизни и превращения ценности в Ты может во­зобновляться и варьироваться в рамках уже начавшейся оценки.
В идеальном случае рано или поздно наступает момент, когда вдруг внутри личности возникает созвучие двух ее образов, — иду­щего от ценности, и идущего от предлагаемой одной из альтерна­тив жизни. Этот момент знаменуется ощущением внутренней согласованности, радостного узнавания себя и своей жизни, воо­душевления, чувством подлинности, осмысленности, принятия судьбы, мужества жить.
Разумеется, это лучший, но не единственный возможный ис­ход. В реальных условиях дефицита времени, ресурсов, резко ограниченного поля внешних и внутренних возможностей могут избираться и закрепляться решением субъекта дисгармоничные выборы, когда оказывается, что образ жизни, личность и ценности не соответствуют друг другу, в личности создается мучитель­ная и болезнетворная раздвоенность.

Анализ этой фазы выбора позволяет преодолеть распростра­ненную в научно-психологических описаниях иллюзию констант­ности личности до, во время и после выбора. Выбор же зачастую мыслится как действие, совершаемое как бы за границами самое личности, сохраняющей самотождественность. В действительнос­ти это не так. Человек выбирает не один из двух предметов или даже мотивов. Он выбирает себя. Выбор изменяет его личность. Парадоксально выражаясь, не столько личность делает выбор, сколько выбор делает личность, формирует ее.

5) Решение. Даже если в фазе оценки альтернатив возникло очевидное предпочтение одной из них, это автоматически не пред­решает выбор в пользу этой альтернативы. Необходимо специаль­ное внутреннее действие — решение, которое скажет "Да" одной из конфликтующих сторон, и "Нет" другой. Этот акт может быть подготовлен очень хорошо или почти вовсе не подготовлен, в любом случае он необходим. Никакие внутренние постижения и очевидности сознания сами по себе не перетекают в действие, для этого требуется решение — акт мужества и риска принятия на себя ответственности. Это водораздел между сознанием и волей, ничем до конца не детерминированный и полностью не рациона­лизируемый. Момент решения интимно связан с таинством лич­ности. Говоря "Да будет так!", человек не просто берет на себя ответственность за решение, не просто придает ему характер окон­чательности, он скрепляет выбор печатью своей личности, впе­чатывает свою личность в выбор. От силы этой печати во многом зависит, насколько стойко человек будет следовать своему выбору при неизбежных испытаниях на этом пути.

6) Жертва. Она является не столько неизбежным следствием выбора, сколько внутренним актом, с необходимостью входящим в его состав. Чтобы осуществить выбор, человек должен отказать­ся от многих возможностей, привычек, намерений, в пределе — от какой-то жизни, которая была возможна до выбора. Поэтому на самых ранних фазах выбора начинается и еще долго после при­нятия окончательного решения тянется работа переживания по смирению с невозможностью осуществления отвергнутой альтер­нативы. Чем лучше развита у человека способность предвосхища­ющего, опережающего переживания, чем лучше он осознает всю полноту предстоящей утраты и в то же время ресурсы и перспек­тивы совладания с нею, тем больше он способен жертвовать и тем более ответственно может делать свои жизненные выборы. Способность жертвовать на глубинных экзистенциальных уровнях связана с даром свободы и творчества личности, может быть по­тому, что и свобода, и творчество, и жертва предполагают выход за свои пределы. Не случайно даже в шахматах умение жертвовать сопряжено с ярким творческим стилем игры.

Психотехника выбора: ориентиры для психологического тренинга

Задача этого раздела в том, чтобы наметить пути психотехни­ческого развития способностей, которыми человек должен обла­дать, чтобы совершать полноценные жизненные выборы. Практические сферы приложения, где подобная психотехничес­кая работа осмысленна и полезна, могут быть самыми разными.

Это может быть, например, групповая психотерапия для пациен­тов отделения неврозов. В клинике неврозов наблюдаются многооб­разные патологически измененные формы выбора: это и изощренные поиски алиби, связанные со стремлением избежать ответственнос­ти, и грубые вытеснения одной из противостоящих мотивационных тенденций, и невротические подмены ценностных оснований лож­но понятым долгом, и болезненная нерешительность, и избегание минимального риска, и неспособность к окончательности решений, приводящая к попыткам еще и еще раз войти в давно не существую­щую реку. Описание невротических нарушений выбора могло бы составить специальный раздел психопатологии.
Однако тема эта отнюдь не специфична для психопатологии.
В такой, казалось бы, столь отдаленной области психологической практики, как психологический тренинг руководителей, совер­шенствование искусства выбора является не менее важной темой, поскольку чисто рационалистические модели принятия решений оказываются несостоятельными, игнорируя неустранимо личност­ный характер всякого, даже чисто производственного, выбора и решения.

Стоит ли специально говорить, насколько эта тема важна для профориентационного консультирования. Список возможных сфер приложения идей психотехники выбора этим коротким перечис­лением, конечно, не исчерпывается. Каждая из этих сфер облада­ет большой спецификой, поэтому цель данного раздела состоит вовсе не в составлении какого-либо универсального психотехни­ческого сценария, а лишь в указании на существенные ориенти­ры и возможные варианты маршрута, по которому пойдет тренинг, направленный на развитие способности человека совершать под­линные выборы.
Стоит оговориться, что отдельные действия, составляющие операциональную структуру акта выбора, взаимосвязаны и взаимо­дополнительны. Поэтому психотехническая отработка умений и способностей, соответствующих одному из них, всегда предполага­ет большее или меньшее задействование способностей, соответст­вующих другим операциям акта выбора, и строгая дифференциация их друг от друга в практической плоскости не является ни воз­можной, ни необходимой.

1) Отвлечение от трудности мира. Для обеспечения максималь­ной включенности участников в работу над темой выбора, стоит сначала предложить им вспомнить те жизненные выборы, которыми они полностью удовлетворены, за которые они чувствуют уважение к себе. Далее стоит обратить внимание на то, как изменилось отно­шение к трудностям, с которыми был сопряжен выбор и реализа­ция выбранной альтернативы, когда они уже были преодолены. Возможная форма психотехнической реализации этой задачи — об­мен опытом с последующей групповой медитацией, когда тренер, учитывая индивидуальные особенности участников, выявившиеся во время их воспоминаний, пытается достичь актуализации (или создания) в сознании позитивного опыта самопринятия, связанного с выбором, чтобы человек смог ориентироваться преимущественно на внутренние ценности и стремления, а не на внешние трудности, сопротивления, уговоры, угрозы и т.п.

Затем, для того, чтобы этот опыт закрепился и мог произвольно воспроизводиться в других ситуациях, полезно провести упражнение, в котором сознание участников будет перенесено в психологическое время "будущее в прошедшем". В ходе упражнения человеку нужно помочь вернуться в прошлое, когда выбор еще только предстояло сделать, и оттуда взглянуть на реально (и удачно) исполнившееся в объективном настоящем как на будущее. Для тренировки умения "вы­носить трудность за скобки" полезна и противоположная временная сдвижка сознания — ко времени "прошедшее в будущем". Ее можно реализовать, например, в форме психодрамы "путешествие в буду­щее", в ходе которой участникам предлагается перенестись во время, где актуальная проблема выбора протогониста уже разрешена и "по­вспоминать" совместно о его колебаниях, которые оттуда — из буду­щего — оказываются в прошедшем. Независимо от психотехнической формы этих упражнений, цель их состоит в том, чтобы сформировать умение смотреть на актуальный выбор из отдаленной временной точ­ки, переживая пребывание в ней как психологически реальное.
Эти упражнения формируют умение смещать точку внутреннего зрения и предмет рассмотрения (выбор) по временной, биографи­ческой оси. Кроме указанных двух вариантов есть множество других психотехнических возможностей, но каковы бы они ни были, прин­ципиальным для достижения цели, то есть очищения выбора от на­пластований, связанных с трудностью мира, является следующее: человек должен психологически вжиться во время, достаточно отда­ленное от времени выбора. "Вживание", то есть пребывание в пред­ложенном времени в режиме "здесь-и-теперь", и отдаленность — два фактора, обеспечивающих психологическую дезактуализацию трудности, а будет ли это перспектива или ретроспектива, решат соображения удобства в каждом индивидуальном случае.

И все же есть две особые точки на временном психологическом кон­тинууме жизни, которые дают наиболее интенсивный опыт — это рож­дение и смерть. На сознательном уровне невозможно совместить свою позицию ни с той, ни с другой, но возможно психологическое пребы­вание "рядом", которое легко может быть психодраматически воплоще­но в ходе групповых занятий. В случае рождения участники могут, например, играть роль новорожденного младенца и сказочного персо­нажа "волшебницы у колыбели", исполняющей любые пожелания о будущем ребенка. В случае смерти возможны упражнения, обыгрываю­щие мотивы завещания, "последнего слова" к оставшимся жить, эпита­фии и пр. (Хотелось бы только предостеречь от духовной беспечности в обращении с темами рождения и, особенно, смерти. В них заключены такие мощные энергии, что безответственные психологические игры по принципу "все, что эффективно — позволено" могут оказаться опасны­ми как для участников группы, так и для психолога.)
Кроме разного рода манипуляций с психологическим време­нем для развития способности отвлечения от трудности мира в ситуации выбора, в распоряжении психолога есть множество сказочно-мифологических сюжетов.
Мотивы чуда, обретения ге­роем необыкновенных способностей и сказочной власти, встреча с волшебными персонажами, готовыми исполнить желание ге­роя, и т.п. — все это прекрасные средства для психотехнического воплощения идеи легкого мира, воплощения, дающего человеку возможность отрешиться в момент выбора от сильных, но в смыс­ловом отношении непринципиальных обстоятельств.

2) Удержание сложности. В современной психотерапии имеет­ся достаточно большое количество психотехнических средств, позволяющих развивать способности, связанные с задачей "удер­жания сложности внутреннего мира".
Примером упражнения, направленного на формирование умения разотождествляться с одним из жизненных отношений, может слу­жить часто применяемый в психосинтезе прием с одноименным назва­нием "разотождествление" (см. Рейнуотер, 1992). При выполнении этого упражнения человек должен последовательно называть разные аспекты жизненного отношения, прибавляя к ним дезидентифицирующую фор­мулу "... но я — это не...".

Например: "У меня есть сильное желание уехать, но я — это не мое желание". Решению той же задачи хорошо послужит и применя­емая в гештальттерапии инструкция говорить от первого лица (на­пример, не "мне грустно", а "я грущу").

В групповой, индивидуальной психотерапии и психологическом тре­нинге существует большое число психотехнических форм, позволяю­щих человеку обучаться одновременной презентации в сознании сразу многих своих жизненных отношений. Удобны и эффективны для этих целей рисуночные методики, в которых предлагается в графической форме выразить свою жизнь во всем многообразии ее сфер. Из психодра­матических упражнений подойдут такие, в которых протогонист должен выразить сложность и многообразие своего внутреннего мира с помо­щью какой-нибудь сильной метафоры, например, рассказать о себе, каким бы он был государством (политический строй, административ­ное деление на области, отношения между областями и центральной властью и т.д.). Подобные упражнения решают не только задачу одно­временной презентации жизненных отношений, но и задачу их струк­турирования, давая человеку символические средства для упорядочивания их в рамках единой смысловой системы.
В качестве иллюстрации психотехники, направленной на выявление скрытых от сознания пересечений между разными жизненными отношениями, могут послужить приемы, связанные с использованием методики "диалога голосов" (см. Цапкин, 1994). Это может быть и озвучивание психодраматическим альтер-эго невербальных проявлений участнике группы, в особенности таких, которые представляют собой "вторичные сигналы" по А. Минделлу (Минделл, 1993), и персонификация симпто­ма (Василюк, 1997), и другие техники того же рода.

Главный ориентир для ведущего психологический тренинг при развитии способности "удержания сложности" состоит в созда­нии установки на то, что все аспекты жизни и личности человека должны получить право голоса и свободу выражения, то есть на то, что можно было бы назвать "внутренней гласностью".

3) Актуализация глубинных ценностей. Здесь кроется сердцеви­на человеческого выбора. Так сложилось, что выбор часто мыс­лится как бухгалтерская операция, как расчет, как решение арифметической задачи, словом, как действие рассудка, когда субъект находится в состоянии активного сознавания. Но подлин­ная ситуация выбора, в которой сошлись несколько жизненно существенных альтернатив, принципиально неподвластна рассу­дочному вычислению и вообще принципиально неразрешима в той самой горизонтальной плоскости жизни, где она возникла и проявилась. Для осуществления выбора необходим переход созна­ния в другое измерение, в другую — вертикальную — плоскость. В чем отличие "вертикальных" ценностных движений созна­ния от "горизонтальных"? Прежде всего в том, что своими основными результатами горизонтальная работа сознания обязана режиму активного сознавания, а вертикальная — режиму функцио­нирования сознания, называемому переживанием (см. Василюк, 1988). В этом режиме не Я активно оперирую с альтернативами, между которыми осуществляется выбор, и с ценностями, а Я от­даюсь на волю внутреннего, глубинного процесса, к которому лишь прислушиваюсь, лишь внимаю. В какой-то — главной! — фазе выбора нужно превратиться в слух, внимательнейшее прислуши­вание. Для этого-то и нужно очищение сознания от забот о внеш­ней, материальной реальности, говоря языком Платона: от глаза внешнего, ибо только тогда внутренний глаз начинает видеть зор­че. Зорче, внимательней, без суетной, требовательной активнос­ти, и тогда нужный выбор рано или поздно сам встает перед внутренним взором, его главный поворот свершается сам собою, совершается со мной. Выбор в этой своей сокровенной части — не рассудочно-сознательная самоуверенность ("Я рассудил и решил"), а скорее доверие к интуитивно-бессознательному чутью. Задача Я в этой фазе выбора — смирение, утихание, открытость, слуша­ние, послушание.

Повторю, что это не весь развернутый процесс выбора, и позже от личности все равно потребуется активное и сознательное "Да!" или "Нет!", но тем не менее это самый таинственный и важный пункт выбора.

Существует большой спектр возможностей психотехнической проработки соответствующих этой фазе выбора способностей. Глав­ное, чему здесь следует учиться — это отсечению от надежд на спасительность рассудочного вычисления будущего с одновремен­ной готовностью ввериться уже совершающемуся внутреннему, глубинному бытию. В этом направлении и должна организовываться психотехническая ситуация.

Для мотивирования участников заниматься развитием подоб­ной способности можно напомнить о том, что она почитается одной из важнейших в психотехническом арсенале самых разных культур и религий. Например, при всей дистанции, которая отде­ляет даосизм от христианства, на формально-психологическом уровне вполне осмыслены сопоставления даосистского "недея­ния" с христианской заповедью отказа от заботы (Мф.6, 25—34). В проработке этой способности могут быть использованы самые разные приемы, от "прислушивания к голосу импульса" в упражнениях из гимнастики тай-цзи цюань до психодраматического или медита­тивного разыгрывания соответствующих сказочных и мифологичес­ких сюжетов. К последним могут быть отнесены мифопоэтические ситуации, где персонаж, стоящий перед выбором, обращается к вол­шебному помощнику и получает от него ответ в виде загадки или символа, которые необходимо еще истолковать или разгадать. Психо­логически здесь важны три момента:
— персонаж обращается к кому-то, а не решает сам с помощью заведомо бессильного (слишком самоуверенно-сильного) рассудка;
— к кому (чему) именно он обращается;

— ответ дается в непрямой, зашифрованной форме, требующей толкования, а сама необходимость толкования переориентирует со­знание таким образом, что оно начинает прислушиваться к голосам, идущим из глубинных, бессознательных слоев.
Очень важно при этом актуализировать в памяти и сознании участ­ников интуитивные критерии истинности выбора — тот феноменологи­ческий опыт, когда человек испытывал радость интеллектуального инсайта и экзистенциальное переживание вдруг открывшейся подлин­ности жизни, принятого решения, избранного пути. Это ощущение са­моочевидности, вероятно, бывало с каждым, но весь вопрос, как человек к нему относился. В данной части тренинга необходимо всячески поощ­рять доверие человека внутреннему чувству самоочевидности и культи­вировать использование его как важнейшего ориентира при выборе.
Проработка этой темы неизбежно ставит вопрос и о созна­тельно-личностном, а не только интуитивном доверии внутренним голосам. В самом деле, во внутреннем вслушивании и вглядывании возможна мнительность и сомнения при отличении мни­мого от подлинного.
Можно, вероятно, ограничиться чисто феноменологическими критериями самоочевидности внутренней истины, а если нет ощущения самоочевидности, то это знак, что нет и истины. Однако более продуктивным представляется такой преодолевающий психологизм поворот темы групповой работы, в котором участники смогут прочувствовать и продумать критерии истинности выбора, связанные с внешним, а не внутренним опы­том. Трезвая житейская рассудительность, оценивающая совер­шенные выборы "по плодам" — лучший учитель интуиции, поскольку дает ей меру и предохраняет от опасности заиграться с самой собой.

4) Оценка альтернатив. Ситуативные обстоятельства отошли на задний план, и обнажились реальные смыслы и мотивы, меж­ду которыми предстоит сделать выбор. Далее — сознание переориен­тировалось из рассудочно-обыденного в ценностное состояние, и человек вместе с конкурирующими в нем мотивами предстал пе­ред лицом надситуативных, вневременных ценностей. Наконец, он даже ощутил, расслышал ответ на мучающий его вопрос и готов сказать "Да!" этому пришедшему решению. Принципиаль­ный выбор созрел. Но это отнюдь не означает, что он окончатель­но сделан и завершена вся работа выбора. Впереди еще полдела.
Если первые шаги выбора можно схематично представить как переход от горизонтали к вертикали и затем движение в ценност­ной вертикали, то следующий шаг, на котором должна произой­ти оценка альтернатив, представляет собой обратное движение — от вертикали к горизонтали, от принципиального решения к по­ниманию его конкретного жизненного значения для человека.
Для осуществления этого этапа работы выбора необходима, во-первых, способность воображения образа жизни, соответству­ющего ценности, продиктовавшей данное принципиальное ре­шение, и образа Я, личности, живущей такой жизнью. Отрабатывая эти способности во время занятий, необходимо обращать внима­ние на умение с живой, художественной конкретностью вопло­щать те или иные ценности. Эта способность может тренироваться, например, с помощью заданий, предлагающих художественно описать, изобразить или разыграть сцены из жизни человека, не­укоснительно следующего той или иной ценности.
Такие эстетические воплощения позволяют прочувствовать все душевные и жизненные последствия каждого обсуждаемого варианта выбора и ставят перед человеком много вопросов.

Во время занятий необходимо уделить внимание тренировке умения не уклоняться от этих вопросов, а, наоборот, сознательно фиксировать их: "Моя ли это жизнь? Могу ли я быть таким? Готов ли я поступиться своими привычками? И хочу ли? и т.д.". Многие из этих вопросов исходят из жизненных отношений и потребностей человека, прямо не входящих ни в одну из избираемых альтернатив, но затронутых данным выбором. Необходимо научить участника на этом этапе предоставлять право голоса всем своим жизненным отношениям, чьи интересы задеты выбором. Одна из возможных тренинговых форм для этого — психодраматические упражнения, И где участники изображают различные потребности протагониста и озвучивают их отношение к предложенному выбору. И если на предыдущем этапе критерием правильности выбора было ощущение "истинности", то на этом этапе критерий правильности — ощущение "жизненности" выбора, его органичности, соответствия силам, возможностям, дарованиям, устремлениям человека. Речь не о физической, психологической или социальной реализуемости выбора, а о его сообразности уникальному душевному складу, который глубже и определенней любых мнений человека о самом себе (это то, что проницательный герой w "Преступления и наказания" Порфирий Петрович назвал "нату­рой", заметив о Родионе Раскольникове, сочинившем свою глад­кую наполеоновскую теорию преступления, что он "...на натуру-то не рассчитал").

5) Решение. Тренинг решительности включает в себя несколь­ко ключевых тем. Первая из них — выбор момента для решения.
В групповой дискуссии можно обсудить индивидуальные страте­гии участников. Почти наверняка у одних членов группы выявятся запаздывающие стратегии, когда принятие решения слишком долго откладывается. Причиной такого систематического запаздывания мо­жет быть либо стремление уклониться от выбора, либо беспечность, либо нереалистическое желание получить очевидные гарантии пра­вильности выбора, исключающие всякий риск. У других членов группы будут обнаружены опережающие стратегии, когда решение принимается скоропалительно, часто вследствие общей нетерпеливости или дефицита доверия к своему внутреннему миру (интуиции, уму, способности к планированию). Такому человеку хочется побыстрее " ввязаться в бой" и иметь дело уже с внешней реальностью, а не со своим собственным сознанием.

Сравнительное обсуждение этих стратегий полезно для осозна­ния и компенсации их слабых сторон. Однако не менее полезно дать участникам возможность вспомнить свой опыт нахождения опти­мального момента для выбора и помочь им осознать внутренние критерии и ориентиры, на которые они тогда опирались.

Имеет смысл привлечь к обсуждению и опыт решительности, прямо не связан­ный с экзистенциальным выбором, но яркий и хорошо запомнив­шийся (в спорте, в напряженных социальных ситуациях и т.д.).


Еще одной ключевой темой в этой фазе тренинга является умение принимать идею окончательности, бесповоротности вы­бора. Примером упражнения, нацеленного на проработку этой темы, может быть задание каждому участнику подготовить спи­сок, в котором нужно многократно завершить незаконченное предложение "Я уже никогда...". Опыт показывает, что порой даже у пожилых людей в разряде потенциальных намерений залежались многие юношеские фантазии, и только такое специально органи­зованное действие переводит их в разряд несбыточных. Этот пере­вод, как ни странно, сопряжен обычно не с сожалением и грустью, а с высвобождающим чувством неповторимости проживаемого момента и совершаемых в нем выборов.

6) Жертва. Самый оптимальный выбор неизбежно связан с тем, что человеку приходится жертвовать чем-то значимым. Пока он не принял всех предвосхищаемых последствий выбора, выбор не может считаться завершенным (это вовсе не означает, что ре­ализовываться начинают только завершенные выборы). Разумеет­ся, ход действительной жизни может еще очень долго после выбора вскрывать новые непредвиденные его последствия, но это не бу­дет означать незавершенности его, а лишь то, что начался новый цикл однажды уже завершившегося выбора.
Итак, принятие последствий — необходимая составная часть работы выбора. Чтобы обеспечить условия для тренировки и разви­тия этой фазы выбора, можно сделать специальным предметом об­суждения способность жертвовать. При этом, прежде всего, необходимо дать участникам возможность осознать неизбежность и экзистенциальную ценность акта жертвы. Для этого уместно органи­зовать групповые события, позволяющие участникам осмыслить та­кие темы, как "последствия поступка", "расплата", "плата", "жертва".
Вот некоторые различения, которые полезно подчеркнуть в ходе обсуждения этих тем. Одно дело, когда человек претерпевает неожи­данно свалившиеся на него последствия выбора, и совсем другое, когда он встречает лицом к лицу то, на что заранее пошел. В этом смысле ощущение расплаты может быть преобразовано в более про­дуктивное и психологически здоровое понятие "платы": одно и то же последствие может рассматриваться как "расплата", и тогда оно пе­реживается болезненно и часто в регистре чувства вины; оно же, рас­сматриваемое как "плата", переживается в регистре чувств свободы, ответственности и достоинства.

"Я сам сделал выбор, я свободно ре­шил заплатить за важную для меня вещь тем-то и тем-то; да, она мне дорого обошлась, но это означает, что я позволил себе за настоящую ценность заплатить достойную цену". Такова может быть внутренняя логика платы. Важно, что в этом случае сознание сфокусировано на позитивном приобретении, а последствия рассматриваются как сред­ства его получения, в случае же "расплаты за поступок" человек фик­сирован на негативной части опыта, игнорируя позитивную. В одном случае — горечь потери, в другом — радость приобретения.

Очень важно дать участникам не просто интеллектуально осоз­нать, но эмоционально пережить и экзистенциально освоить этот круг идей. Эффективными средствами (хотя достаточно рискованными и потому требующими от психолога большого такта, чувства меры и этической тонкости) для такого освоения представляются методы групповой работы, разрабатываемые А.Е. Алексейчиком (см. "Тера­пия «Алексейчиком»", 1993). Суть этих методических приемов состо­ит в том, что почти в каждой точке группового пространства и времени участник группы ставится в напряженную ситуацию выбора с явно обозначаемыми платежами, но не просчитываемыми до конца эти­ческими и личностными последствиями.

Однако как бы ни была важна идея платы, она ограничена лежащей в ее основе определенной антропологией, назовем ее "горизонтальной". Герой этой антропологии — "человек потреб­ляющий", везде и всюду преследующий свой интерес, обменива­ющийся с миром и людьми благами, следящий за тем, чтобы эти обмены были выгодны, словом, человек, для которого жизнь — это цепочка сделок. Освоение такого образа несомненно важно для преодоления многих инфантильных, расслабляющих, благо­душных мифов о существовании. Но за "платой", за выгодой, за справедливым обменом открывается еще целая область, целый мир совсем других отношений, другая, "вертикальная", антропо­логия. В вертикально ориентированном мире логика оценки по­следствий выбора совсем иная. В горизонтальном мире царствует рациональный расчет, в вертикальном — внерациональная вера; в горизонтальном идеал обменов с миром — честная сделка, в вертикальном — дар; в горизонтальном высшая ценность — спра­ведливость, в вертикальном — любовь.

Для психотехнического введения в эту тему можно провести дискуссию о смысле жертвы в религии. Если тренер идет на такую дискуссию, ему понадобится величайший такт и умение вычле­нять во всем психологическую сторону дела. В данном случае эта сторона состоит в развитии умения вертикальных иерархизирующих движений сознания.

Плата не предполагает и не создает иерархии ценностей, ее бог — конъюнктура. Жертва же осуществляется в напряжении ценностных полей и сама наводит и создает эти напряжения.

Прорабатывая тему жертвы с участниками тренинга, важно со­здать ситуацию, которая позволила бы им осознать следующую пси­хологическую особенность жертвы. Ценностная иерархизация сознания и личности, которую неизбежно производит человек, ког­да жертвует чем-то ради более высокой ценности, не означает в глубинном философском и жизненном смысле отказа, уничтоже­ния, принижения того жизненного отношения, которое приносит­ся в жертву. Жертва — это не сбрасывание тяжелого груза вниз, чтобы облегченному воспарить вверх. Жертва — это свободный дар вверх, действие, возвышающее и само даримое. Жертва — это не уничтоже­ние, не отбрасывание, не принижение того, чем жертвуют, а сохра­нение его через отдание на службу высшим ценностям. В этой парадоксальной логике "отдачи-сбережения" — принципиальное отличие жертвы от платы: в плате человек отдает чужому, в жертве дарит своему; в плате приобретая, теряет; в жертве теряя, сберегает.

Какова психотехника жертвы? В пределе, о котором только что шла речь, жертва превращается в дар и постольку теряет свою пси­хологическую напряженность и мучительность. В экстатическом со­стоянии любви, при полной ориентации сознания на другого, на ценность, на того, ради кого жертва, она перестает психологически быть таковой. Словом, пока и поэтому жертва лежит на жертвенни­ке, у ног ценности, она принимается сознанием. Этим определяется основное направление развития соответствующих психотехнических умений. Участники тренинга должны научиться, во-первых, ожив­лять в своем сознании ту ценность, ради которой сделали выбор (причем находя адекватные ей чувственно-символические формы, которые создавали бы непосредственно ощущаемую связь человека с этой ценностью), а во-вторых, вводить в контекст этой связи то, от чего вследствие выбора приходится отказываться. Эту психотехнику можно условно назвать "возложение жертвы на жертвенник".

Каковы психологические условия ее действенности? Даже если у человека возникло переживание единства с ценностью, когда он психологически погружается в жизненное отношение или дея­тельность, которыми он жертвует, мысль, что с этим придется расстаться, бывает невыносимой. Поэтому нужно еще умение пси­хотехнически преобразовывать само это жизненное отношение. Такая психотехника есть ничто иное, как опережающее пережи­вание утраты.

Анализ продуктивного человеческого переживания утраты позволяет сформулировать психотехнические преобразования, которым должно подвергнуться жертвуемое жизненное отношение. Их структура такова: а) сублимация жизненного отношения, под которой мы понимаем процесс его расслоения на ценностно-смысловую сущность и конкретную форму существования; б) процесс сублимирования должен идти до тех пор, пока появится возможность совместить, примирить, согласовать ценностно-смысловую сущность отвергаемого жизненного отношения с ценностно-смысловой сущностью выбранного. Чем "выше" удается подняться сознанию по вертикали, тем больше возможностей таких согласований. То, что противоположно на первом этаже, может оказаться вполне совместимым на высших. Далее должно быть проведено это ценностное согласование, в ходе которого отвергнутое должно быть принято заново, на новых основаниях, в новом виде, в новом контексте, растворяющем в себе отвергнутое и преображающем его примерно так же, как проступок близкого человека, ценностно отвергнутый, растворяется любовью и принимается в прощении; как грех отвергается и в то же время преображается и принимается в покаянии. Поиск конкретной эстетической, этической или иной формы такого согласования — дело творчества. Организуя условия для осуществления этой процедуры, психолог не должен забывать ее неустранимо антиномичного характера — согласование того, что изначально самим ходом выбора было признано сознанием противоречивым; в) поиск новых форм воплощения для отвергнутой в выборе и только что получившей новый иерархический и смысловой статус деятельности; г) утилизация oneрационального состава отвергнутой деятельности. Конкретные формы и способы реализации отвергнутого жизненного отношения могут быть привлекательны сами по себе, независимо от мотива, цели и смысла всего этого отношения. Печатать на пишущей машинке — неважно что, вести автомобиль — неважно куда. Подобные опера­ции могут прочно ассоциироваться с данным, отвергаемым жиз­ненным отношением или деятельностью, и, вспоминая или воображая их выполнение, субъект невольно психологически погру­жается в эту деятельность, что может вновь оживить борьбу моти­вов, поставив под угрозу осуществление уже сделанного выбора. Психотехническое средство против этой тенденции состоит в том, чтобы как можно больше отделить сам по себе операциональный состав отвергаемой деятельности и перенести его в воображении в другой контекст, не противоречащий сделанному выбору.

Такое внутреннее действие нужно будет выполнять многократно, по мере оживления, всплывания в сознании конкретных воспоминаний или во­ображаемых ситуаций. Поэтому участник тренинга должен обучить­ся этому действию и быть готовым его применять.

Итак, общее направление усилий психотехники жертвы состоит не в том, чтобы отбросить отвергаемое жизненное отношение, а в максимальном его сохранении. Для этого оно расслаивается в верти­кальном направлении, и в новый образ жизни порознь включаются его ценностно-смысловые вершины и его операционально-испол­нительные основы и формы. Психотехника жертвы — не уничто­жение, а расформирование и новое служение.

* * *

Подведем итог. Выбор можно представить как живую структу­ру, организм, по отношению к которому все реализующие его операции выступают как функциональные органы. В работе каж­дого из них участвуют и все остальные, как в движении пальца участвуют опосредованно все органы тела. Полноценный акт вы­бора включает в себя все указанные операции и все фазы, в каж­дой из которых в свернутом виде и со своими акцентами проходится полный цикл выбора.

Однако, понимая эту внутреннюю холистичность выбора и ус­ловность его членения на операции и фазы, полезно попытаться суммировать результаты обсуждения психотехники выбора в виде простого "геометрического образа", разбивающего цикл выбора на четыре основных этапа:

1. Отрешение сознания от горизонтали. На этом этапе за счет операций отвлечения от трудности внешнего мира и удержания сложности внутреннего мира совершается выделение и осознание мотивационно-смысловых ядер столкнувшихся жизненных отно­шений.
2. Вхождение в вертикаль. Если на первом этапе выбора созна­ние, отрешаясь от поверхности жизни, обращается к ее экзис­тенциальной глубине, то на втором к этому добавляется еще актуализация высших ценностей, и тем самым воздвигается на­пряженная душевная вертикаль.
3. Вертикальные движения сознания. В кульминационной точ­ке этой фазы сознание должно сменить режим своего функцио­нирования: удерживая напряжение ситуации выбора, не активно решать задачу, а внимательно предстоять перед высшими цен­ностями, прислушиваясь и ожидая внутреннего смыслового ответа.

4. Движение от вертикали к горизонтали. Избранный смысл дол­жен быть в воображении воплощен в перспективу реальной жиз­недеятельности, в пределе — в новый образ жизни. Здесь перед человеком встает задача сказать "да" или "нет" выбору перед ли­цом предстоящих изменений и жертв.

Приложение психотехника выбора (психотерапевтическая методика)

Приведем краткое описание психотерапевтической консульта­ции, в ходе которой были использованы некоторые высказанные выше идеи. Цель описания (в данном случае иллюстративно-методи­ческая) — дать пример пошаговой схемы работы с проблемой выбо­ра в рамках индивидуальной психотерапии.

В консультацию обратилась двадцатидвухлетняя Т., от которой два претендента на ее руку и сердце (назовем их А. и Б.) требова­ли скорейшего принятия решения. Каждый из них чем-то был близок Т. и привлекал ее, а чем-то отталкивал. Они были очень не похожи между собой и воплощали совершенно разные представ­ления Т. о жизни.

Методику психотерапевтической работы с выбором а этом слу­чае можно описать в виде последовательности следующих шагов:

1. Проживание альтернатив:
1.1. Альтернатива А.;
1.2.Альтернатива Б.
2. Персонификация образов Я:
2.1. Вариант А.;
2.2. Вариант Б.
3. Персонификация ценности.
4. Встреча ценности и образов Я.
5. Ожидание решения.
6. Интеграция решения в жизнь.

1. На шаге 1.1. Т. было предложено вообразить, что она совер­шила выбор в пользу А., и далее с помощью терапевта она про­жила в воображении 7 лет в соответствии с этим выбором. (Длительность проживания была избрана ею самой). Обозначим соответствующий этому выбору образ жизни буквой "А" по име­ни первого претендента. На шаге 1.2. Т. повторила то же самое по отношению к выбору в пользу Б. Психотерапевт при этом стре­мился удерживать сознание Т. от активного участия в спонтанно начавшемся процессе сравнения образа жизни "А" и "Б".

2. На шаге 2.1. Т. подробно описывала образ той женщины, какой она стала, пройдя путь "А". После этого описания терапевт спросил, какое имя, на взгляд Т., более всего подошло бы описанной женщине, и Т., задумавшись, назвала это имя.
Затем по просьбе терапевта она "пригласила" эту воображаемую даму, только что получившую имя, в консультативную комнату, поздоровалась с ней и усадила ее туда, куда сочла нужным. Та же процедура была повторена на шаге 2.2. по отношению к варианту жизни "Б". Терапевт в конце процедуры по­просил особенно внимательно отнестись к тому, куда уместнее бу­дет посадить новую гостью. Т. оказалась в компании двух женщин, которые были "посланцами" из двух сценариев ее будущего.

3. На третьем шаге работы терапевт спросил Т., довелось ли ей в жизни встречаться с человеком, который был бы для нее воп­лощением того, что она по-настоящему ценит в жизни, был бы мудр, и кроме того относился бы к самой Т. с любовью и с иск­ренним желанием, чтобы она состоялась как личность, осуществила бы свое заветное предназначение. К счастью, в жизни Т. такой человек встречался, звали его М., и когда она вспомнила о нем, лицо ее просветлело.

4. Далее Т. было предложено "пригласить" этого человека в комнату, где уже кроме нее самой и терапевта находились две дамы. Все были представлены друг другу, и потом состоялась ко­роткая светская беседа на вполне нейтральные темы. Вскоре тера­певт нашел повод вежливо проводить дам, извинившись, что на некоторое время оставит Т. и М. наедине.

5. Перевоплотившись в М., психотерапевт сочувственно спросил: "Устала от колебаний?" и несколько минут побеседовал с Т., стара­ясь только оказать эмоциональную поддержку и максимально осла­бить лихорадочность внутреннего требования Т. от самой себя быстрого принятия решения. Завершился этот короткий диалог сказочной ре­комендацией: "Знаешь что — утро вечера мудренее. Ни о чем не думай, ложись сегодня пораньше спать, завтра утром проснешься, и все само встанет на свои места". М. по-отечески простился с Т., в дверях поклонился возвращающемуся терапевту, успев сказать о своем совете Т., и ушел. Терапевт выказал живой интерес к тому, как пред­стоящему сновидению удастся подсказать Т. верный выбор, и вскоре консультация завершилась.

Через несколько дней от родственницы Т. стало известно, что оба претендента лишились надежд на невесту. Поскольку при этом острота проблемы исчезла, психотерапевт, в свою очередь, ли­шился надежды на осуществление последней фазы методики, где нужно было бы интегрировать в сознание и жизнь последствия принятого решения.

Литература

Асмолов А.Г. Психология личности. М.: Изд-во МГУ, 1990.
Василюк Ф.Е. Психология переживания. М.: Изд-во МГУ, 1984.
Василюк Ф.Е. Уровни построения переживания и методы психологи­ческой помощи // Вопр. психол. 1988. № 5. С.27—37.
Василюк Ф.Е. Психотерапевтическое облегчение зубной боли // Мос­ковский психотерапевтический журн., 1997. №1. С.142—147.
Генисаретский О.И. Упражнения в сути дела. М.: Русский мир, 1993.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975.
Минделл А. Работа со сновидящим телом // Московский психотера­певтический журн. 1993. № 1—4.
Рейнуотер Дж. Это в ваших силах. Как стать собственным психотера­певтом. М., 1992.
Терапия "Алексейчиком"// Московский психотерапевтический журн. 1993. №4. С.101-122.
Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1914.
Цапкин В.Н. Личность как группа — группа как личность // Москов­ский психотерапевтический журн. 1994. № 4. С.11—28.
Conflict, Decision and Dissonance / Festinger L. (Ed.). Standford: Standford Univer. Press, 1967.
Lewin K. The Dynamic Theory of Personality. N.Y.; London: McGraw Hill, 1936.