ПСИХОЛОГИЯ ПРЕОДОЛЕНИЯ КРИТИЧЕСКИХ СИТУАЦИЙ


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность проблемы.
Ход развития отечественной прак­тической психологии самых последних лет был отмечен собы­тием, значение которого трудно переоценить. Речь идет о за­рождающейся буквально на наших глазах сфере психологиче­ского обслуживания населения (суицидологическая служ­ба /Амбрумова, Бородин, Тихоненко, 1978/, служба семьи /Бодалев, Обозов, Столин, 1981/). Это не просто расширение фронта работ практического психолога еще одной областью, это появление самостоятельной, собственно психологической практики. Если в рамках педагогической, юридической, меди­цинской и пр. сфер деятельности психолог выступал как кон­сультант и помощник педагога, врача или юриста, обслужива­ющий этих специалистов, то здесь он становится ответствен­ным «производителем работ», непосредственно обслуживаю­щим самого попавшего в критическую жизненную ситуацию и обратившегося за помощью человека. Успех процесса станов­ления этой психологической практики во многом зависит от развитости той психологической теории, которой она будет ру­ководствоваться. Всеэто ставит перед общей психологией за­дачу интенсивной разработки теоретических представлений о природе критических ситуаций и процессов их преодоления.

Предмет исследования.
Бытийные обстоятельства, создаю­щие критическую жизненную ситуацию, чаще всего необрати­мы и неподвластны человеку. Такую ситуацию нельзя испра­вить, ее нужно пережить. Процесс переживания и является центральным предметом нашего исследования. При этом переживание понимается не в традиционном для психологии смысле, как непосредственная форма данности субъекту содер­жаний его сознания, а как особая деятельность, с помощью ко­торой человеку удается перенести те или иные (обычно тяже­лые) жизненные события и обстоятельства, восстановить ду­шевное равновесие, вернуть утраченную осмысленность суще­ствования— словом, справиться с критической ситуацией. В качестве методологического основания работы выступает психологическая теория деятельности А. Н. Леонтьева.

Основная цель исследования заключалась в том, чтобы с позиций деятельностного подхода развить теоретические представления о закономерностях преодоления человеком критических жизненных ситуаций и тем самым в пределах общепсихологической теории деятельности выделить психологию переживания как особый предмет теоретических исследований и методических разработок.

В качестве общего метода достижения этой цели был при­менен теоретический метод «восхождения от абстрактного к конкретному» (К. Маркс). На конкретно-методическом уровне мы использовали метод категориально-типологического анали­за (Генисаретский, 1975), представляющий собой одну из кон­кретизаций метода «восхождения».

Задачи исследования, определяемые его целью, методом и наличными историко-научными условиями, состояли, прежде всего, в том, чтобы поставить проблему преодоления критиче­ских ситуаций в контексте психологической теории деятель­ности и систематически ввести в этот контекст необходимую для решения данной проблемы категорию — категорию пере­живания; далее необходимо было, сформулировав основные вопросы, встающие перед исследованием переживания, про­анализировать имеющиеся в психологической литературе от­веты на них. Все это составило содержание 1-й главы. Задача, решавшаяся во 2-й главе, состояла в попытке выявить основные закономерности этой сферы психической реальности, осуще­ствив теоретическое «восхождение» к ней от исходных абст­ракций психологической теории деятельности.

Научная новизна работы. Диссертация представляет собой первую в психологической школе Л. С. Выготского — А. Н. Ле­онтьева— А. Р. Лурии попытку развернутой постановки проб­лемы преодоления критических ситуаций. В понятийный аппарат этого теоретического направления введена новая катего­рия — переживания-деятельности (отличающаяся от традици­онного понятия переживания, но не замещающая его), основ­ными коррелятами которой в других концептуальных системах являются категории психологической защиты, компенсации и совладающего поведения (coping behavior). Сформулировано понятие критической жизненной ситуации, позволившее объе­динить в едином представлении и в то же время строго разгра­ничить «сферы влияния» понятий стресса, фрустрации, кон­фликта и кризиса. Проанализировано актуальное для развития психологической теории деятельности понятие жизненного ми­ра. Главный для нашей проблемы результат этого анализа со­стоит в выявлении и описании системы закономерностей (или принципов), которым подчиняются процессы переживания. К новым научным положениям следует также отнести сфор­мулированную в работе гипотезу культурно-исторической опосредованности переживания.

Практическая ценность диссертационного исследования со­стоит в возможности использования установленных в ней положений в практике работы психологических служб, в част­ности в области практической суицидологии.

Апробация.
Основные результаты исследования обсужда­лись на заседаниях кафедры общей психологии факультета психологии МГУ. Материалы диссертации освещены на симпо­зиуме по изучению деятельности (Боржоми, 1979).

По теме диссертации опубликовано 3 работы и 3 работы сдано в печать.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введе­ния, двух глав, заключения (180 с.), списка литературы (243 назв.) и приложения (17 с). В текст включены 5 таблиц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Процессы преодоления человеком критических жизненных ситуаций, которые анализируются в различных направлениях современной психологии в русле изучения психологической за­щиты, компенсации и совладающего поведения, в психологи­ческой теории деятельности исследованы совершенно недоста­точно, для их обозначения нет даже специального общеприня­того понятия. Эти процессы настолько удачно выражаются в русском языке словом «переживание», что имеет смысл закре­пить это слово за ними терминологически, даже осознавая все неудобства терминологического удвоения, образующегося в силу того, что традиционное психологическое понятие пережи­вания имеет совсем другое значение.

Однако мало выбрать подходящее для обозначения неко­торой реальности слово, необходимо еще ввести его как новое понятие в концептуальную систему. Это требует в первую оче­редь демонстрации недостаточности уже имеющихся в данной системе категорий для описания и объяснения этой реальности.

В психологической теории деятельности доминирующими категориями до сих пор были категории предметно-практиче­ской деятельности и психического отражения. Они определяли характер основных вопросов, с которыми исследователь подхо­дил к психологическому анализу реальности. Но в самой этой реальности, в жизни, существуют ситуации, например, ситуа­ция утраты близкого человека, которые не могут быть разреше­ны ни самым оснащенным предметно-практическим действием, ни самым совершенным отражением. Предметно-практическое действие бессильно, потому что никакое внешнее преобразова­ние неспособно исправить ситуацию: она необратима. Но так­же бессильно и психическое отражение (как рациональное, так и эмоциональное): с его помощью человек может в лучшем случае глубоко прочувствовать и точно осознать, что прои­зошло в его жизни, что значит для него это событие, т. е. осознать то, что психолог назовет «личностным смыслом» и что сам человек в данной ситуации может ощутить как лише­ние смысла, как бессмысленность. Главная проблема, стоящая перед ним, заключается не в выявлении и выражении скрыто­го, но имеющегося смысла, а в его создании, в смыслопорождении, в смыслостроительстве.

Процессы этого рода, направленные на производство смыс­ла, не схватываются имеющимися в психологической теории деятельности категориями1, и поэтому для их обозначения не­обходимо введение новой категории — категории переживания.
___________________
1 В том числе и категорией смыслообразования. Смыслообразование рассматривается как особая функция мотива (Леонтьев, 1975; Коченов, 1970), а когда мы говорим о смыслопорождении, то имеем в виду особую деятельность субъекта.
___________________

О новизне ее речь идет потому, что переживание, повторим, по­нимается в работе не в обычном научно-психологическом зна­чении пассивного процесса испытывания внутренних состоя­ний, а как активный процесс преобразования психологического мира человека, направленный на преодоление жизненного кри­зиса, как особая деятельность, специфицируемая, с одной сто­роны, своим продуктом — смыслом ,осмысленностью, а с дру­гой — особенностями ситуаций, создающих необходимость в этой деятельности.
Такие ситуации, требующие для своего разрешения осуще­ствления процесса переживания, мы называем критическими. Критическая ситуация в самом общем плане должна быть определена как ситуация невозможности, т. е. такая си­туация, в которой субъект сталкивается с невозможностью реализации своих стремлений, мотивов, ценностей— всего то­го, что может быть названо внутренними необходимостями его жизни.

Существует четыре основных понятия, которыми в совре­менной психологии описываются критические жизненные си­туации. Это понятия стресса, фрустрации, конфликта и кри­зиса.

Стресс. Для освоения психологией понятия стресса харак­терен следующий парадокс. Либо постулируемая Г. Селье идея неспецифичности стресса (ситуаций и реакций) безого­ворочно принимается, и тогда это понятие оказывается слиш­ком широким и неопределенным; либо психологическая определенность понятия достигается тем, что стрессогенным считается не любое предъявленное организму требование (Селье, 1979), а лишь то, которое оценивается как угрожающее (Лазарус,1969), нарушает контроль (Эверилл, 1973), препятству­ет самоактуализации (Савенко, 1974) — словом, не любое, а специфическое по содержанию и экстремальное по интенсив­ности. В одном случае понятие стресса чрезмерно расплывча­то, в другом оно лишается своего центрального, конституирующего смысла — идеи неспецифичности. Казалось бы, эти альтернативы исключают друг друга: в самом деле, как при­мирить в одном представлении «любое» и «экстремальное»?

И тем не менее, это возможно. Если предположить, что сущест­вует такое измерение жизни, внутренней необходимостью ко­торого является неотложное (здесь-и-теперь) удовлетворение потребностей живого существа, то понятно, что реализация этой внутренней необходимости будет прорываться самыми обычными, любыми требованиями реальности. Квалифицируя такой прорыв как особую критическую ситуацию — стресс, мы приходим к такому понятию стресса, которое очевидным обра­зом совмещает в себе идеи «неспецифичности» и «экстремальности». Итак, стресс есть критическая ситуация, при которой нарушается установка на здесь-и-теперь удовлетворение.

Фрустрация. Обычные определения фрустрации, описыва­ющие ее как ситуацию сочетания сильной мотивированности к достижению определенной цели и преграды, препятствующей этому достижению, не учитывают, что это лишь необходимые, но недостаточные условия: ведь не всякое препятствие на пути к цели вызывает состояние фрустрации. Это состояние внешне проявляется в различных формах дезорганизации поведения, а внутренне выражается в утрате терпения и/или надежды достичь цель. Отсюда следует, что о фрустрации в собствен­ном смысле слова имеет смысл говорить только тогда, когда ситуация затрудненности деятельности переходит в психоло­гическую ситуацию невозможности ее реализации.

Конфликт. При фрустрации субъекту противостоит труд­ность внешнего мира, в конфликте ему противостоит слож­ность его же собственного внутреннего мира. Однако, подобно различению ситуации затрудненности деятельности и собст­венно ситуации фрустрации, необходимо различать не являю­щуюся критической ситуацию рассогласованности и осложне­ния и собственно критическую ситуацию конфликта, наступаю­щую, когда сознание капитулирует перед субъективно нераз­решимыми противоречиями мотивов.

Кризис. Несмотря на существование особой «теории кризи­сов» (Каплан, 1963; Якобсон, 1974), это понятие теоретически проработано крайне слабо. В диссертации выдвигается пред­положение, что системообразующей категорией для формиро­вания представлений о кризисе должна стать категория ин­дивидуальной жизни, рассматриваемой как развертывающе­еся целое, реализующее жизненный замысел личности. Кризис с этой точки зрения должен быть понят именно как кризис жизни, как поворотный пункт жизненного пути, возникающий в ситуации невозможности реализации сложившегося жизнен­ного замысла.

Проведенный анализ позволяет более дифференцированно описывать критические жизненные ситуации. Конкретная си­туация является ситуацией стресса постольку, поскольку ока­зывается нереализуемой установка на здесь-и-теперь удовлет­ворение; она является ситуацией фрустрации, поскольку труд­ности достижения цели становятся непреодолимыми, ситуаци­ей конфликта, поскольку сознание признает неразрешимыми противоречия между мотивами, и, наконец, ситуацией кризиса, поскольку субъект сталкивается с невозможностью реализации всего своего жизненного замысла.

Заключительная часть 1-й главы посвящена анализу имею­щихся в психологической литературе представлений о процес­сах преодоления критических ситуаций, т. е. о процессах пе­реживания.
Сначала обсуждаются вопросы о целях, функциях, резуль­татах и следствиях переживаний. Дается характеристика двух классов этих процессов — «успешных» и «неуспешных».

«Неуспешные» переживания преследуют ограничение цели, они стремятся к устранению или предотвращению неудоволь­ствия. По характеру протекания они представляют собой ав­томатические, во многом неосознаваемые иригидные процес­сы, не учитывающие целостной ситуации, отрицающие или искажающие реальность. Позитивная функция этих процессов состоит в снижении напряжения, ослаблении интенсивности отрицательных эмоций, что в острых ситуациях спасает субъ­екта от потрясения и дает ему время для подготовки других, более эффективных способов переживания. Однако нередко за использование (особенно долговременное) механизмов это­го класса человеку приходится расплачиваться ухудшением целостной ситуации, дезинтеграцией поведения, регрессом или даже неврозом.

«Успешные» переживания, согласно большинству описаний, направлены в конечном счете на приспособление к действи­тельности. Они представляют собой целенаправленные, боль­шей частью осознаваемые и гибкие процессы, ориентированные на признание и принятие реальности. Для них характерен учет целостной ситуации, умение пожертвовать частным и сию­минутным, способность разбивать кажущуюся неразрешимой жизненную проблему на мелкие, потенциально разрешимые за­дачи. «Успешные» переживания обеспечивают упорядочен­ность, контролируемость удовлетворения потребностей и стремлений, удерживают субъекта от регресса, ведут к накоп­лению индивидуального опыта совладения с критическими жизненными ситуациями.

В параграфе, озаглавленном «Техника переживания», об­суждается операциональный аспект этих процессов. Ясно, что для того, чтобы человек мог справиться с критической ситуа­цией, переживание должно произвести некоторую работу по преобразованию его психологического мира. В исследовании предпринята попытка систематизировать эти преобразования. Рассмотрение зафиксированных в психологической литературе процессов и механизмов переживания приводит к необходи­мости выделения ряда «парадигм» анализа и описания их тех­нологии.

В пределах каждой парадигмы вычленяются различные операции, иллюстрируемые в тексте примерами механизмов и процессов переживания, в которых данная операция играет существенную роль.

В энергетическую парадигму входят такие операции, как отнятие энергии (иллюстрация: работа печали, понимаемая /Фрейд, 1923/ как отнятие либидо от образа утраченного лю­бимого объекта), разрядка энергии (отреагирование), прида­ние энергии, перенос энергии от одного содержания к другому (формирование реакции), переход энергии из одной формы в другую (конверсия), порождение энергии.

Пространственная парадигма включает в себя несколько измерений, одни из которых носят содержательно-психологи­ческий характер, а другие — формально-топический: 1) психо­соматическое измерение (конверсия); 2) сознательное—бессоз­нательное (вытеснение); 3) интерпсихическое—интрапсихическое (интроекция); 4) пространство деятельности (замеще­ние); 5) «направление»; 6) «расширение—сужение»; 7) «раз­мыкание—замыкание»; 8) «расстояние»; 9) «верх—низ».

В составе временной парадигмы рассматриваются операции временного контрастирования, помещения переживаемого со­бытия в долговременную перспективу, фиксации на каком-либо временном моменте.

К генетической парадигме относятся механизмы регрессии, катарсиса, интроекции, сублимации.

В пределах информационно-когнитивной парадигмы разли­чаются два измерения — «оценки» и «интерпретации», кперво­му из которых относятся различные оценочные операции, как интра-, так и интерпсихические, а ко второму — операции по перцептивному или интеллектуальному истолкованию пережи­ваемых событий и обстоятельств (рационализация, идентифика­ция, проекция и др.).

Обычно в переживании участвует не один какой-нибудь механизм, а целая система механизмов, складывающаяся как особый функциональный орган.

Все это составляет содержание 1-й главы. Проведенное в этой главе исследование дало возможность, с одной стороны, сформировать абстрактную теоретико-деятельностную идею о переживании, а с другой стороны, составить некоторое представление о соответствующей эмпирической области, дан­ное в форме совокупности фактов, обобщений, различений, классификаций и предположений о закономерностях процес­сов переживания.Задача, решавшаяся в главе 2 «Типологиче­ский анализ закономерностей переживания», заключалась в том, чтобы попытаться развернуть исходные абстракции пси­хологической теории деятельности в направлении этой эмпи­рии, с целью выявления ее закономерностей.

Логика построения 2-й главы опиралась на следующие об­щие соображения. Хотя необходимость в переживании возни­кает в ситуации невозможности реализации внутренних необходимостей жизни, и, стало быть, по своей направленности пе­реживание как бы перпендикулярно линии реализации жизни, это не значит, что оно осуществляется какими-то мистическими вне жизненными процессами. Поэтому, если предположить, что существуют закономерности, конституирующие некоторые от­дельные «формы жизни», то в рамках данной формы жизни эти закономерности должны определять не только нормальные процессы реализации жизни, но и экстремальные жизненные процессы, т. е. процессы переживания. Отсюда следует, что для того, чтобы выяснить основные закономерности пережива­ния, необходимо типологизировать основные психологические «формы жизни» и установить имманентные им закономер­ности.

Решение этой задачи приводит к построению типологии «жизненных миров». Структура этой типологии, как видно из таблицы, такова: «жизненный мир» является предметом типо­логического анализа. Он имеет внешний и внутренний аспекты, обозначенные соответственно как внешний и внутренний мир. Внешний мир может быть легким или трудным, внутренний — простым или сложным. Пересечение этих категорий и задает четыре типа «жизненных миров».
I тип. Простой во внутреннем и легкий во внешнем отноше­нии жизненный мир можно вообразить, представив существо, обладающее единственной потребностью и живущее в услови­ях непосредственной данности соответствующего ей предмета. Для осуществления жизни такому существу не требуется ника­кой активности, его существование сведено к чистой жизнедея­тельности организма, к непосредственной витальности. Анализ показывает, что законом такого существования является прин­цип удовольствия. Понятно, что в самом этом жизненном ми­ре, взятом во всей чистоте его характеристик, переживанию вообщенет места, поскольку легкость и простота мира, т. е. обеспеченность и непротиворечивость всех жизненных процес­сов исключают возможность возникновения критических си­туаций. Но даже когда бытие вдруг перестает быть легким и простым, и, значит, такие ситуации возникают, существо, «вос­питанное» легкой и простой жизнью, не способно к пережива­нию. Дело в том, что переживание предполагает осуществле­ние активных материальных или идеальных изменений жиз­ненного мира, а жизнедеятельность этого существа целиком внутрителесна. Не будучи способным ответить на возникшую критическую ситуацию ни внешней практической деятель­ностью, ни идеальными преобразованиями психологического мира, оно отвечает на нее единственно доступными ему сред­ствами— внутрителесными изменениями. Последним соответ­ствует понятие физиологических стрессовых реакций.

Значит ли это, что вообще не существует переживания, подчиняющегося законам описанного жизненного мира, т. е. в первую очередь принципу удовольствия? Нет, не значит, пото­му что если живое существо прошло через опыт простого и легкого существования (а именно такова «форма жизни» чело­века во время утробного и раннего младенческого периодов), то закономерности этого бытия не исчезают вместе с исчезно­вением создавших его условий, а сохраняются в форме особой, инфантильной установки. Инфантильная установка выража­ется, с одной стороны, в стремлении к здесь-и-теперь удовлет­ворению потребностей, т. е. к удовлетворению, не требующему усилий и ожидания, а с другой —в стремлении к такой полно­те обладания предметом потребности, что реализуемое при этом жизненное отношение застилает собой весь горизонт пси­хологического мира, создавая впечатление своей единствен­ности. Вполне понятно, что детерминируемый этой установкой тип переживания составляют такие процессы, которые по своим целям направлены на достижение положительных и из­бегание отрицательных эмоций, а по характеру осуществления являются нереалистическими, не учитывающими внешних и внутренних зависимостей жизни. Мы называем такие пережи­вания «гедонистическими». Этому теоретически выведенному типу переживания из эмпирически известных классов более всего соответствуют защитные процессы.

Тип 2. Во внутренне простом, но внешне трудном жизнен­ном мире для обеспечения жизненного процесса субъект дол­жен преодолевать преграды, помехи, сопротивление вещей, что предполагает развитие внешней предметной деятельности. Последняя может быть успешной только в том случае, если она опосредована адекватным психическим отражением реально­сти. Подчинение реальности — необходимое условие осуще­ствления этого типа жизни, поэтому принцип реальности ста­новится ее доминирующим принципом.

Для реализации принципа реальности недостаточно одного только направленного вовне психического отражения, обеспе­чивающего адекватность внешних движений предметным условиям ситуации, а необходимо еще наличие особых, обра­щенных внутрь механизмов (терпения, ожидания, надежды), назначение которых состоит в реалистической организации внутренней, эмоциональной жизни. Не будь этих механизмов (совокупность которых далее будем условно обозначать соби­рательным термином «терпение»), неудовлетворенность един­ственной потребности, составляющей, в силу предположенной простоты внутреннего мира, всю жизнь субъекта, ощущалась бы им как конец этой жизни, как смерть, и соответствующая этому состоянию эмоциональная катастрофа сделала бы не­возможной осуществление сложно организованной внешней деятельности. Терпение — основа свойственных данному типу жизни процессов переживания. В определенном смысле оно само может считаться механизмом переживания. Сравнение этого механизма с действующей по принципу удовольствия психологической защитой показывает, что и защита, и терпе­ние актуализируют в сознании ощущение наличия блага, объективно отсутствующего, однако защита признает благо бытийно наличным, а терпение — наличным в долженствова­нии. Защита создает иллюзию решенности проблемы (или ее отсутствия: «виноград зелен»), терпение формирует сознание решаемости ее; защита скрывает от сознания необеспечен­ность бытием достижения положительных (или упразднения отрицательных) эмоциональных состояний, терпение ориенти­рует субъекта на устранение этой необеспеченности.

Можно выделить два варианта строящегося на основе тер­пения реалистического переживания. Первый из них осуще­ствляется в пределах пострадавшего жизненного отношения. Поскольку речь идет о реалистическом переживании, не при­бегающем к самообманам, то его задача состоит в таком пре­образовании жизненного мира, которое несмотря на ситуацию невозможности все-таки создает условия для реального удов­летворения фрустрированной потребности. Принципиальная разрешимость этой задачи обеспечивается двумя обстоятель­ствами— способностью субъекта этого жизненного мира от­кладывать удовлетворение потребности на какой-то срок, за который может быть развита компенсаторная активность, най­дены или созданы обходные пути к цели, а также способностью довольствоваться любой заменой предмета потребности. Субъект с простым внутренним миром не знает предмета в его индивидуальной определенности, он ценит в нем только одно качество — удовлетворять его, субъекта, потребность, поэтому он в принципе согласен на любой суррогат, хоть в какой-то ме­ре обладающий этим качеством.

Второй вариант реалистического переживания заключается в отказе от фрустрированной, кажущейся невозможной дея­тельности, и в погружении в новую деятельность, внутренне не связанную с прежней. Поскольку каждая актуально осуще­ствляющаяся деятельность в условиях простоты внутреннего мира субъективно составляет всю жизнь, то это переживание по сути дела представляет собой скачок от одной, оборванной жизни, к другой, психологически вновь начинаемой, хотя и строящейся на прежнем психобиологическом материале. Этот вариант переживания может быть проиллюстрирован приме­ром Душечки, прожившей на страницах чеховского рассказа как бы несколько самостоятельных, не связанных одна с дру­гой жизней.

Тип. 3. Во внутренне сложном, но внешне легком мире главная проблематичность жизни приходится не на внешний, технический, а на внутренний мотивационный аспект бытия, не «как достичь?», а «к чему стремиться, ради чего действо­вать?» — вот основной вопрос этой жизни. Точно так же, как для преодоления трудности внешнего мира приходится разви­вать внешнюю практическую деятельность, так необходимость овладения сложностью внутреннего мира требует появления сознания. Назначение сознания состоит в увязывании жизнен­ных отношений в единую целостность. В плане организации поведения задача сознания заключается в осуществлении выбо­ров между мотивами. Решение этой задачи предполагает со­поставление, сравнение и соизмерение мотивов, что требует нахождения общей для них меры. Единственной такой мерой является ценность. Принцип ценности есть, следовательно, центральный принцип сложного и легкого жизненного мира.

Преодоление критических ситуаций в этом жизненном мире осуществляется за счет ценностно-мотивационных перестроек. Существует два основных подтипа ценностного переживания. Первый из них имеет место до достижения субъектом высших этапов ценностного совершенствования и сопровождается большими или меньшими изменениями его ценностно-мотивационной системы. В зависимости от масштабов этих изменений и от того, происходит ли наряду с мотивационными преобразо­ваниями содержательная перестройка ценностей субъекта или нет, мы выделяем четыре варианта этого подтипа ценностного переживания.

Для реализации первых двух из них оказывается достаточ­ным осуществить частные изменения ценностно-мотивационной системы. В одном случае вступившая в конфликт с доми­нирующими мотивами или ценностями деятельность ценностно дискредитируется, отвергается сознанием принципиаль­но. В другом случае, когда сознание не усматривает в ней содержательного противоречия своим основным ценностям, мо­тивы этой деятельности просто снижаются по иерархическому рангу, что может выразиться на уровне сознания в форме жертвы менее существенным ради более существенного и цен­ного.

Два следующих варианта первого подтипа ценностного переживания предполагают радикальную перестройку ценностно-мотивационной системы.

Когда переживаемые события делают невозможной реали­зацию важнейших жизненных отношений, в которых в основ­ном сосредоточен смысл всей жизни человека, однако его цен­ности как таковые не затрагиваются этими событиями, задача ценностного переживания заключается в том, чтобы из сохран­ных, реализуемых жизненных отношений выбрать и ценностно утвердить такое, которое по своему содержанию в принципе способно стать мотивационно-смысловым центром жизни. Од­нако главная часть работы переживания состоит, пожалуй, в особых преобразованиях пораженного жизненного отношения. Превращения, происходящие с ним в процессе ценностного переживания, радикально отличаются от тех, которые наблю­даются в гедонистическом переживании и переживании реали­стическом. П. Жанэ описал случай болезненной реакции де­вочки на смерть матери: она продолжала ухаживать за ма­терью, вообще вела себя так, как если бы ничего не случилось. Это переживание по принципу удовольствия, сохраняющее желаемое субъективное и отрицающее объективное, реаль­ность. Прямо противоположен конечный результат пережива­ния чеховской Душечкой смерти своего первого, горячо люби­мого мужа. Чувство к нему, его образ, все, связанное с ним, испаряется из жизни и памяти героини, полностью заслоняясь новой реальностью. Иное дело — ценностное переживание. Реальность смерти близкого человека не игнорируется, но и не берется в своей голой фактичности, его образ сохраняется цен­ностным переживанием в отличие от реалистического, но со­храняется не галлюцинаторно-эйдетически, не «памятью-при­вычкой», а «памятью-рассказом». Образ умершего, пронизан­ный ранее, при его жизни, моими связанными с ним планами, заботами, надеждами и опасениями, вообще — практическими и временными отношениями, переводится ценностным пережи­ванием в другой план, оформляется ценностно-идеально, вне-временно. Это оформление носит эстетический характер. Рабо­ту переживания не может выполнить никакое прагматическое замещение умершего кем-то другим, и не потому, что никто другой не может взять на себя его «функций», а потому, что он был для меня нужен и важен и помимо этих функций, сам по себе, в его «качественной определенности единственной лич­ности». «За погребением и памятником следует память. Я имею в с ю жизнь другого вне себя, и здесь начинается эстети­зация его личности: закрепление и завершение ее в эстетиче­ски значимом образе» (Бахтин, 1979, с. 94—95).

Последний вариант первого подтипа ценностного пережи­вания требуется, когда вся принятая человеком система цен­ностей дискредитирует себя опытом своего же воплощения. Жизнь заходит в смысловой тупик, теряет внутреннюю цель­ность и начинает психологически разлагаться. Задача пережи­вания состоит в отыскании новой ценностной системы, посред­ством которой можно было бы внутренне оцельнить и осмыс­лить бытие, осветить его, открыть перед собой смысловые пер­спективы. Результат этого переживания — создание психоло­гически новой жизни. Однако, в отличие от реалистического переживания, переход к новой жизни состоит тут не в «скач­кé» от одного содержания жизни к другому, а в ценностном преодолении и преображении старой жизни: новая жизнь от­носится к старой как прощение к обиде, как покаяние к вине. Этот вариант переживания иллюстрируется в диссертации подробным анализом переживания Родиона Раскольникова.

Ценностное переживание второго подтипа представляет со­бой предельный случай — оно возможно только на высших сту­пенях развития ценностного сознания. Если до достижения этих ступеней ценность была частью, пусть важнейшей и не­отъемлемой, но все-таки частью жизни личности, то теперь происходит оборачивание этого отношения — уже личность психологически оказывается частью объемлющей ее ценности и именно в этой причащенности ценности, в служении ей на­ходит смысл и оправдание своей жизни. Переживание со­бытий, подрывающих воплощения такого ценностного от­ношения, отчасти напоминает игнорирование реальности самыми примитивными формами переживания. Но если в гедонистическом переживании человек стремится «уничто­жить» реальность, спрятав голову в песок, то ценностное пере­живание смотрит реальности в глаза, но оно смотрит как бы сквозь реальность, оно отказывается признать за непосредст­венной эмпирической наличностью, безразличной к человече­ским ценностям, право считаться подлинным и истинным бытием. Задача ценностного переживания состоит в том, чтобы сохранить ценностную позицию человека вопреки «очевидной» абсурдности и безнадежности сопротивления реальности. Воз­можность решения этой задачи обеспечивается особыми про­цессами самоуглубления, укрепляющими ценностную позицию и приводящими мотивационную систему человека в состояние готовности пожертвовать ради ценности любым из мотивов.

Тип. 4. Для полноценной жизни в мире, который одновре­менно и внешне труден, и внутренне сложен, недостаточно об­ладать психологическими «устройствами» (деятельностью, опосредованной психическим отражением, и сознанием), раз­вивающимися отдельно в ответ на трудность и на сложность мира. Преодоление внешних затруднений здесь осложнено конкуренцией мотивов и ценностей, а принятие внутренних ре­шений затруднено осознанием препятствий их реализации. Психологический «орган», который должен выработать субъ­ект для овладения «умноженными» друг на друга силами трудности и сложности, есть не что иное, как воля. Глобаль­ное назначение воли заключается в реальном чувственно-практическом воплощении замысла человека о своей жизни и личности, т. е. в обеспечении активного самостроительства, самосозидания личности. Высшим принципом жизни в труд­ном и сложном мире является принцип творчества.

Когда в результате тех или иных событий реализация жизненного замысла становится невозможной, возникает спе­цифическая для этого жизненного мира критическая ситуа­ция — кризис. Исход переживания кризиса может быть двоя­ким. Он состоит либо в восстановлении прерванной кризисом жизни, возрождении ее, либо в перерождении ее в другую по существу жизнь. Но так или иначе, речь идет о некотором пси­хологическом порождении собственной жизни, т. е. об особом жизненном творчестве.

Мы выделяем 3 подтипа творческого переживания. Каждый из них имеет свой аналог среди вариантов ценностного пере­живания. Вообще говоря, всякий процесс творческого пережи­вания включает в себя как необходимый момент преобразова­ния психологического мира, характерные для переживания ценностного.

К первому подтипу относятся переживания таких событий, которые вызвали тяжелые и необратимые изменения всего «те­ла» жизни, сделав невозможной реализацию сложившегося жизненного замысла, но не затронули центральную ценност­ную идею жизни. Переживание развертывается в двух взаимо­связанных направлениях. Во-первых, происходит процесс внут­реннего преодоления живых психологических отождествлений замысла жизни с конкретными формами его реализации, став­шими теперь невозможными. Замысел жизни при этом приоб­ретает все более обобщенный характер, что облегчает второй, параллельно протекающий процесс поиска среди сохранивших­ся жизненных возможностей других потенциальных воплоще­ний замысла. Если обнаруженные в ходе поиска формы реали­зации позитивно оцениваются сохранившейся ценностной идеей, происходит формирование нового замысла, который за­тем постепенно смыкается с конкретными чувственно-практическими формами жизни. Это переживание, направленное на порождение нового жизненного замысла, тем не менее не от­брасывает полностью старого замысла жизни, ставшего теперь невозможным. Новое не замещает здесь старое, а продолжает его дело.

Второй подтип творческого переживания имеет место, когда замысел жизни оказывается основанным на ложных ценностях и дискредитируется вместе с ним и опытом своего осуществле­ния. Задача творческого переживания состоит, во-первых, в на­хождении новой ценностной системы, способной лечь в основу нового жизненного замысла (в этой своей части творческое пе­реживание совпадает с ценностным); во-вторых, в таком ее ос­воении и приложении к собственной индивидуальности, кото­рые позволили бы человеку придать смысл истории своей жиз­ни и сформировать индивидуальный идеал своей личности; в-третьих, в практическом утверждении и воплощении этого идеала и в практическом же искоренении зараженности ду­шевного организма отмирающими лже-ценностямм.

Третий подтип творческого переживания, как и соответст­вующее ценностное переживание, представляет собой предель­ный случай. Он возможен только на высших ступенях ценност­ного развития личности. Кризис, который человеку необходимо пережить, создается разрушением или угрозой разрушения то­го ценностного целого, частью которого он себя мыслит. Трез­вое восприятие действительности убеждает, что ситуация принципиально безвыходна. Если ценностному переживанию для того, чтобы выполнить свою задачу — позволить человеку устоять на его ценностной позиции, достаточно было в идеаль­ном плане признать подлинной и высшей действительностью действительность ценностную и вынести внутреннее решение сознания о готовности пожертвовать ради ценности любым из мотивов, то субъекту трудного мира необходимо в результате переживания обрести возможность действовать в соответствии с этой ценностной позицией, реализуя и утверждая ее в усло­виях, практически, материально противостоящих и противоборствующих этой позиции. Поэтому переживание стремится, как это ни парадоксально, привести человека в состояние абсолютной безнадежности, ибо абсолютная безнадежность совпадает с полным бесстрашием, а бесстрашие есть то единственное состояние, в котором психологически возможны безрассудные и абсурдные (с точки зрения стороннего наблю­дателя) попытки творческого переживания утвердить ценно­стную позицию вопреки угрозам и очевидной непреодолимости реальности.
В завершении 2-й главы приводится краткое сравнение пере­живаний различных типов и затрагивается проблема соуча­стия выделенных закономерностей в детерминации конкретных процессов переживания. Наиболее существенно переживания описанных типов отличаются по их отношению к реальности. Гедонистическое переживание отвергает реальность, реалисти­ческое безоговорочно принимает ее, ценностное ее идеально преображает, творческое переживание строит новую жизнен­ную реальность. В этой области действительности, так же как и во всех других, закономерности в чистом виде эмпирически проявляются крайне редко. В детерминации реального процес­са переживания обычно участвует несколько из обнаруженных нами принципов. Их сопряжения могут приобретать разные формы и строиться на разной основе. От того, какой принцип лежит в основе конкретного синтеза различных типов переживания, во многом зависит влияние этого процесса на развитие личности.

В заключении воспроизводится логика проделанного в ра­боте теоретического движения инамечается перспектива одно­го из важнейших направлений исследования переживания, а именно исследования его с культурно-исторической точки зре­ния, как процесса, опосредованного особыми культурными «схема тизмами», в которых, согласно выдвигаемой нами ги­потезе, кристаллизован исторически накопленный опыт пере­живания типических жизненных ситуаций.

В Приложении содержится подробный анализ конкретного случая переживания, иллюстрирующий ряд сформулирован­ных в работе положений.

Основной текст диссертации завершается формулировкой выводов:

1. Критическая ситуация есть ситуация психологической невозможности реализации внутренних необходимостей жизни, феноменологически проявляющаяся в различных формах утраты осмысленности жизни. Анализ приводит к необходи­мости различения следующих самостоятельных типов критиче­ских ситуаций — стресса, фрустрации, конфликта и кризиса.

Критическая ситуация не может быть разрешена ни внешней практической, ни познавательной деятельностью. Она должна быть пережита. Переживание есть особая деятельность, назначение которой состоит в преодолении ситуаций «невозможности», в восстановлении или порождении осмысленности жизни.

Существуют четыре центральных закономерности, или принципа, которым подчиняются процессы переживания. Это принципы удовольствия, реальности, ценности и творчества. Каждому из них соответствует чистый тип переживания. Кон­кретный процесс переживания может представлять собой со­четание этих чистых типов.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Василюк Ф. Е., Комарова Н. Н. Личностно-эмоциональные аспекты регуляции деятельности. — В кн.: Проблемы инженерной психологии: Тезисы докладов V Всесоюзной конференции по инженерной психологии (Ленинград, октябрь 1979). М. 1979.

2. Василюк Ф. Е., К проблеме субъективной организации деятельности. — В кн.: Развитие эргономики в системе дизайна: Тезисы докладов всесоюзной конференции (29 октября — 2 ноября 1979 г.). Боржоми, 1979.

3. Василюк Ф. Е., Психологические аспекты разрешения критических и травмирующих ситуаций. — В кн.: Социальные, гигиенические и организационные аспекты охраны здоровья населения. Рига, 1981.