Понимающая психотерапия: опытпостроения психотехнической системы*

_________________
* Автор благодарит РГНФ за финансовую поддержку исследования. Проект № 07-06-00477а.

_________________

Федор Ефимович Василюк после окончания факультета психологии МГУ (1977) был аспирантом А.Н. Леонтьева, затем В.П. Зинченко. С 1981 по 1987 г. работал клиническим психологом в психиатрической больнице (село Строгоновка в Крыму). В 1984 г. опубликовал книгу «Психология переживания», которая в 1991 г. была переиздана на английском языке издательством «Simon&Schuster». В 1986—1988 гг. участвовал в создании одного из первых в стране специализированных социально-психологических центров, а с 1988 г. — в создании Института человека АН СССР. С 1990 по 1993 гг. возглавлял Центр психологии и психотерапии. В 1992 г. по его инициативе был основан Московский психотерапевтический журнал. С 1994 г. заведует лабораторией научных основ психотерапии Психологического института РАО. С 1997 г. является деканом факультета психологического консультирования Московского городского психолого-педагогического университета.

Ф.Е. Василюк известен своими исследованиями в области методологии психологии, психологии сознания, психотерапии и христианской психологии. Занимается индивидуальной и групповой психотерапией. На основе теории переживания развил авторскую систему «Понимающей психотерапии». Этот подход отличает детальнейшая разработка психотерапевтической техники, которая осваивается обучающимися в форме психотерапевтических мастерских.

Введение

Проблема
За последние 20 лет отечественная психология неузнаваемо изменилась. Численность психологического «народонаселения» выросла в десятки и десятки раз, и подавляющее большинство психологов теперь заняты практической психологической работой. Дело не только в количественных переменах, произошло радикальное структурное преобразование дисциплины. Долгие годы слово «психология» означало у нас «психологическая наука»: это была своего рода голова профессора Доуэля, глубоко мыслящая, дававшая порой дельные советы практикам — врачам, педагогам, военным, но лишенная тела — собственной, психологической практики.

Формирование психологической практики как особой социальной сферы принципиально изменило и положение психологии в социуме, и положение внутри самой психологии. Глобальная проблема современной отечественной психологии состоит в расщеплении между «головой» и «телом», между психологической наукой и психологической практикой. В ряде областей психологии, где сильны были практико-ориентированные наработки академической психологии (например, в нейропсихологии, педагогической психологии), этот разрыв не столь заметен, но есть одна, ключевая для психологической практики сфера — психологического консультирования и психотерапии, где наблюдается настоящий схизис между традицией отечественной психологической науки и складывающейся практикой.

Хотя и в этой сфере одной из авторитетных отечественных психологических теорий — теорией отношений В.Н. Мясищева были заложены основания для построения продуктивной психотерапевтической концепции Б.Д. Карвасарского, но именно в области психотерапии процесс развития самостоятельной психологической практики шел так бурно и так безоглядно, под таким мощным влиянием знаменитых западных психотерапевтических школ, что успело вырасти целое поколение психологов, чья профессиональная идентичность совпадает с названиями этих школ. И, увы, среди легиона новоявленных психоаналитиков, гештальттерапевтов, психодраматистов, роджерианцев, юнгианцев и прочих нелегко отыскать психолога-психотерапевта, гордо именующего себя «мясищевцем», а уж, например, «леонтьевца» не стоит и пытаться искать.

Говоря о схизисе психологической науки и практики в области психотерапии, нужно понимать, что практика психотерапии — это не «всадник без головы», не просто сиротское эмпирическое ремесленничество, которое мечтает найти теоретического опекуна и от него получить концептуальное оправдание и назидание, освящение и руководство. Каждая из психотерапевтических школ, саженцы которых стали расти в нашей, далекой от Вены, Лондона и Сан-Франциско провинции, вполне оснащена собственными теоретическими моделями и не нуждается для своего развития в переосмыслении средствами той или иной местной, отечественной общепсихологической теории. Да и каждая из последних вряд ли захотела бы и смогла бы стать «головой» для, предположим, психоаналитического «тела», даже если бы и возможно было вместо ритуальной в советские годы марксистской критики психоаналитической теории (заметим, всегда одной лишь теории — не метода) отделить это тело с помощью некой методологической гильотины для благотворного воссоединения его с новой, правильной головой.

Словом, когда речь идет о практике психотерапии в ее развитых формах психотерапевтических школ, мы имеем дело с целостными теоретико-практическими организмами, реализующими собственную генетическую программу и стремящимися к собственному распространению и воспроизводству. В результате насаждения различных разновидностей авторитетных западных психотерапевтических школ все более распространяются, постепенно набирают силу, а отечественная психология не знает, как к этой растительности отнестись, своего сада тоже не сажает, и от этого разрыв между психологической наукой и психологической практикой, оформившийся в конце 1980-х — начале 90-х еще и как разрыв поколений (старого, занимавшегося якобы только наукой, и молодого, занявшегося, наконец, практикой), кажется все более безнадежным.

Отечественная психологическая традиция долго вынашивала мечту о рождении психологической практики, но когда практика родилась и набрала силу, оказалось, что эта птица из совсем другого гнезда, и она готова лишь к распространению своего генетического вида на новых территориях, а уж вовсе не к кооперации и тем более служению туземным психологическим теориям.

Пропасть между психотерапией и отечественной психологической наукой — факт, имеющий не частное, локальное, а принципиальное значение для отношений между практикой и наукой в нашей психологии, поскольку психотерапия, как показал весь опыт развития психологии в XX столетии, — это не рядовая практическая дисциплина, а системообразующее ядро, законодательница мод для всей разветвленной системы психологической практики и практической психологии, да и общепсихологической теории. Таким образом, проблема, в которой решается судьба отечественной психологической традиции, состоит в том, удастся ли методологический «брак» между психологической наукой и психотерапией, потому что от этого во многом зависит, удастся ли преодолеть схизис между психологической наукой и психологической практикой вообще.

Это, на наш взгляд, самая актуальная психологическая проблема последних двадцати лет. Особую актуальность, остроту, но и особые надежды на ее позитивное разрешение задают процессы и ситуация в психологическом образовании. Если в конце 80-х — начале 90-х годов образовательный маршрут большинства подвизающихся в области психотерапии напоминал прыжки по болотным кочкам, от одного «воркшопа» к другому, то к середине 90-х годов складываются устойчивый спрос и предложение длительной систематической подготовки на основе базового университетского психологического образования. Этот спрос, с одной стороны, бросает отечественной научно-психологической традиции серьезный вызов, а с другой, дает исторический шанс.


Научно-психологическая традиция поставлена перед радикальным вопросом: сможет ли она породить такую методологию, теорию и методы, которые соответствовали бы реальности нового положения психологии в социуме и новой ситуации внутри самой психологии, сможет ли она дать продуктивный синтез психологической теории и практики вообще, и в области психотерапии в особенности. Психотерапия стала сейчас в методологическом отношении пробным камнем для всей отечественной научно-психологической традиции. Не сможет она выдержать испытание психотерапией — без нее обойдутся в практике, потом в образовании, а затем и в самой науке.

Не стоит при этом думать, что главный вопрос стоит в плоскости конкуренции (экономической или идеологической) «чужого» и «своего». Суть дела глубже и принципиальней. Если дух традиции выветрился, если она не может полноценно служить ни истине, ни пользе, это грустно, но не поливать же, в конце концов, высохшее дерево из одних лишь ностальгических или ложно-патриотических настроений, вместо того чтобы заботливо выращивать у себя привезенные из-за моря саженцы, которые рано или поздно дадут же и на нашей почве плод. Словом, психотерапевтическая практика и психотерапевтическое образование поставили отечественную научно-психологическую традицию не только в ситуацию жесткой конкуренции, не только в ситуацию выживания, они поставили ее перед сократовской задачей познать самое себя и ответить на вопрос: есть ли в ее корнях и истоках, в ее генотипе потенции порождения полноценных психологических (и, в частности, психотерапевтических) практик. Ответить на этот вопрос и вызов нельзя декларативно, в такой ситуации принимаются только действенные практические ответы.

Цель
Цель данной статьи — представить в сжатом, конспективном виде опыт построения психотехнической системы психотерапевтической помощи в русле отечественной психологической традиции, системы, получившей название «Понимающая психотерапия».

Поясним формулировку. Речь идет именно о «психотехнической системе». Это не просто психологическая теория, которая научно объяснила бы механизмы психотерапевтического процесса. Это не просто практический психотерапевтический метод, который основывался бы на той или другой общепсихологической теории и являлся бы эффективным приложением этой теории в сфере психотерапии. Психотехническая система — это специфический «организм», объединяющий в себе психологическую теорию и практический метод, организм, где исследование включает практику как основу всякой своей научной операции, где теория своим предметом делает не некий «объект», а «практику-работы-с-объектом», где адресатом теории является психолог-практик и где, с другой стороны, практика является не просто изнутри просвещенной и извне оправданной данной теорией, а где сама она является центральным исследовательским методом.

В это представление о психотехнической системе необходимо внести важную инновацию. Полноценная психотехническая система, кроме «психологической теории» и «психологической практики», включает в себя как жизненно важный внутренний орган «психотехническое образование». История развития психотерапии породила специфические формы трансляции знаний и опыта в виде «психотерапевтических мастерских», «супервизии» и «дидактической терапии». Главная черта всех этих образовательных форм в том, что в них осуществляется не безличная трансляция готовых объективных знаний и приемов, а всякий раз рождение живого опыта в процессе обучения, куда личностно вовлечены и ученик, и учитель, вовлечены не как функции и роли, а как персональные носители уникального жизненно-профессионального опыта, в котором сплавлено многое — теоретические предпочтения и философские интуиции, темперамент и коммуникативный стиль, ремесло и судьба.

Сам образовательный процесс является и главным стимулом теоретической рефлексии практики в психотехнической системе, и опытно-экспериментальным полигоном, и незаменимым исследовательским методом. Итак, психотехническая система является «органическим» синтезом психологической теории, практики и образования, в котором синергия этих трех главных органов только и способна решать задачи познания, действия и трансляции опыта.

Объект и предмет
В приведенной выше формулировке общей цели работы сказано о построении психотехнической системы «психотерапевтической помощи». Пояснить эту часть формулировки — значит охарактеризовать объект и предмет исследования.

Объектом его является практика психологического консультирования (психотерапии, психологической помощи). В исходной точке исследования эти выражения нами отождествляются¹, поскольку их строгое понятийное (а не интуитивно-эмпирическое) различение должно опираться на целый комплекс теоретических конструкций и не может быть предпослано необходимой концептуальной работе.

_________________
¹Понятия «психотерапия» и «психологическое консультирование» обычно принято различать, хотя существуют серьезные аргументы и для их отождествления [30, с. 11].
_________________

Предмет исследования формируется с помощью систематической методологической «огранки» объекта исследования. Для этого объект последовательно помещается в разнообразные контексты, где относительно него ставятся различные вопросы, для ответа на которые привлекаются или создаются теоретико-методологические и теоретико-методические схемы, в результате чего и происходит прорисовка граней предмета исследования.

а) Социокультурный контекст. Психологическая помощь рассматривается как одна из социокультурных практик в со- и противопоставлении медицине, педагогике, религии и т.д.; ставится вопрос о специфике этой практики по параметрам «целей и ценности», «измерения человеческого бытия», к которому апеллирует данная практика, «продуктивного процесса», «проблемных ситуаций-поводов» данной социальной практики и пр.

Каждое направление в психотерапии по-своему отвечает на этот вопрос, отличая себя, во-первых, от смежных видов профессиональной деятельности, а во-вторых, от других направлений психотерапии. Для определения специфики понимающей психотерапии как практики используется категориальный аппарат психологической теории переживания и, прежде всего, описание проблемных ситуаций, с которыми приходится иметь дело психологу-психотерапевту как «критических». В результате первой конкретизации предмета исследования он предстает перед нами как специфическая социокультурная практика психологической помощи в критических жизненных ситуациях.


б) Теоретико-методологический контекст. В этом контексте ставится два вопроса. Первый вопрос — теоретический: какова центральная научная категория, которая со стороны теории описывает основной предмет научного интереса, а со стороны метода — основной механизм эффективности данного вида психотерапии? Ответом на первый вопрос служит категория переживания, понимаемая как внутренняя деятельность, направленная на преодоление критических жизненных ситуаций.

Второй вопрос — методологический: какой тип научной теории адекватен для данного объекта исследования? Ответ и здесь однозначен — по методологическому типу это может быть только психотехническая теория в том понимании, которое придал этому термину Л.С. Выготский. Таким образом, в теоретико-методологическом контексте предмет исследования определяется как «психотехническая теория переживания». Важнейший признак психотехнического подхода — участная позиция исследователя, его деятельностная включенность в сам исследуемый предмет. Если активность клиента в психотерапевтическом процессе рассматривается как деятельность переживания, то встречной активности психолога-консультанта, которая включается с ней в отношения соработничества, давая возможность раскрыться и прорасти продуктивным, творческим линиям переживания, уместно дать имя «психотерапевтического сопереживания». С учетом этого дополнения предмет исследования может быть обозначен как «психотехническая теория переживания-сопереживания».

в) Контекст метода. Психотехнический характер теории остался бы простой декларацией, если бы не удалось на методическом уровне выделить конкретные «единицы анализа», каждая из которых состояла бы из двух «нераздельно, но и неслиянно» связанных между собой процессов: одного, относящегося к полюсу пациента, и другого, относящегося к полюсу психотерапевта. В работе «Уровни построения переживания и методы психологической помощи» были описаны четыре такие базовые единицы («рефлексия — майевтика», «непосредственное переживание — эмпатия», «сознавание — кларификация», «бессознательное — интерпретация»). Каждая из этих единиц включает в себя тот или иной акт сознания пациента, с одной стороны, и действие терапевта, с другой, взятые в их единстве и взаимоутверждении. Так, например, конкретное чувство пациента не может стать диалогической реальностью психотерапевтического процесса без ответного эмпатического отклика со стороны терапевта, а случайная ошибка пациента не сможет «узнать», что в действительности было бессознательным актом, без интерпретации терапевта. «Методические» полюса этих психотехнических единиц — эмпатия, кларификация, майевтика, интерпретация — могут быть отнесены к категории «герменевтических» процедур в том значении герменевтики, по которому она есть не просто истолкование текстов, но «свершение бытия» (М. Хайдеггер), а точнее — свершение со-бытия. Таким образом, третья конкретизация, проведенная в методическом контексте, позволяет дать предмету исследования еще одно определение, которое и было выбрано в качестве имени всей системы, — «Понимающая психотерапия».

Методологический смысл
Прежде чем обратиться к описанию блоков и элементов понимающей психотерапии как психотехнической системы, важно указать на общую методологическую сверхзадачу отечественной психологии, в контексте которой данное исследование обретает свой смысл.

Эта сверхзадача состоит в реализации методологической программы Л.С. Выготского. Из всех достижений отечественной психологической мысли именно культурно-историческая теория оказалась наиболее плодотворной, не теряющей своей актуальности уже в течение восьмидесяти лет, и, более того, обладающей удивительным качеством быть все время впереди самых современных исследований, создавая зону ближайшего развития не только отечественной, но и мировой психологии (что показывает неуклонно растущий авторитет Л.С. Выготского на Западе). Сердцевина же упомянутой методологической программы состоит в превращении психологии в психотехническую дисциплину.

Хотя время выдвигает уже следующие, «постпсихотехнические» задачи, но психология не может перескочить через эту психотехническую главу своей истории, она должна быть написана и осуществлена.

Л.С. Выготский уверенно прогнозировал, что краеугольным камнем психологической науки станет социальная практика. Реальная история развития психологии в целом подтверждает этот прогноз, но требует внести в него существенное уточнение характера этой практики. Оно связано с важным различением практической психологии и психологической практики. Практическая психология — это участие психологии в педагогической, медицинской, военной и прочих сферах социальной жизни. В собственно психологической же практике психолог сам выступает как ответственный исполнитель самостоятельной жизненно и культурно значимой работы. Здесь нет взаимоисключающей альтернативы — либо «чужая» практика, либо «своя», либо практическая психология, либо психологическая практика. Психология давно включается во все сферы социальной и культурной жизни и везде получает импульсы для своего развития. Но формирование психологической практики как самостоятельной сферы остается самым важным событием последнего, уже 20-летнего периода ее новейшей истории. Эта сфера даже если количественно и не является доминирующей (по числу занятых специалистов, по количеству публикаций, по финансовым потокам и по другим критериям), то качественно составляет заветную зону, «святая святых» психологии, ее собственный методологический дом, как раз то, что Л.С. Выготский и выражал метафорой «краеугольного камня».

Именно собственная психологическая практика может полноценно выявить потенциал, заложенный в методологическом генотипе отечественной психологии, дать ей по-настоящему осуществить себя, и в то же время как раз она, собственная практика, занимает пока ничтожное место в теоретических и методических разработках по сравнению с практикой педагогической и медицинской, которым отечественная психология служит верой и правдой.

Психотерапия (психологическое консультирование, психологическая помощь) является как раз такой областью, где психолог берет на себя всю полноту личной и цеховой ответственности за профессиональную деятельность. Он стоит здесь один на один с реальностью жизни обратившегося за помощью человека, семьи или организации, ему не на кого сослаться, не с кем разделить ответственность, все его научные знания и методы в сплаве с личным опытом проходят настоящую проверку реальностью. Может быть, как раз поэтому из всех областей практики именно психотерапия за прошедшее столетие дала больше всего блестящих имен, влияние которых распространяется далеко за пределы психологии как частной профессии и обнаруживается во всех областях современной культуры — от искусства до менеджмента.

Исходя из этих соображений, методологический смысл предпринятой попытки построения понимающей психотерапии как психотехнической системы и состоит:

- во-первых, в выявлении и реализации потенциала отечественной психологической традиции;
- во-вторых, в демонстрации ее теоретической и практической «конкурентоспособности» в такой особенной области, как психотерапия, являвшейся законодательницей мод психологической мысли ХХ века;
- в-третьих, в преодолении еще не изжитого изоляционизма отечественной традиции. Одно дело — критиковать идеи психоанализа или бихевиоральной терапии с теоретических позиций или использовать их методы в практике, пытаясь перетолковать их в рамках своей психологической теории, и совсем другое — создать комплексную психотехническую систему, получив возможность вступить с этими школами в полновесный методологический диалог на всех уровнях — от философско-антропологического до операционально-технического.

Последнее. Благодаря созданию такого типа психотехнических систем, как понимающая психотерапия, отечественная общая психология не только выявляет, удостоверяет и развивает свой практический потенциал, она обретает в психотерапии область, насыщенную «месторождениями» общепсихологических идей, разработка которых сторицей окупит все затраты по протягиванию дорог и коммуникаций между общей психологией и психотерапией. В пределе психотерапия должна стать для общей психологии не «смежной дисциплиной», не «областью приложения», не «экспериментальной площадкой», а самобытной ее отраслью, важнейшим общепсихологическим методом.

Композиция исследования
Построение психотехнической системы понимающей психотерапии предполагает решение ряда задач, относящихся к разным планам.

1. Философско-методологический план
Философско-методологический анализ как глобальных тенденций развития мировой психотерапии, так и последних тенденций развития отечественной психологии, в особенности — конкретизация «психотехнического подхода» Л.С. Выготского применительно к современной ситуации.

2. Общепсихологический план
Создание комплекса общепсихологических концептуальных схем, необходимых для построения психотехнической системы. В частности — разработка теоретических представлений о переживании, а также об уровнях, регистрах и структурах сознания.

3. План теории психотерапии
Разработка представлений о специфике психотерапии как культурной практики. Теоретический анализ структуры терапевтической ситуации. Разработка «психотехнических единиц» психотерапевтического процесса.

4. План психотерапевтической техники
Разработка техники психотерапевтической работы на разных уровнях — приема, комбинации приемов, терапевтических методик.

5. План психотерапевтической дидактики
Разработка общих принципов психотехнического обучения. Создание учебной программы по понимающей психотерапии, реализующей развиваемую психотехническую систему на дидактическом уровне.

Некоторые из перечисленных задач уже частично решены, и ниже будут предложены тезисы этих решений, другие — только сформулированы, и эти формулировки тоже будут изложены. Таким образом, основной текст данной статьи представляет собой автореферат большой и не завершенной еще работы, задуманной как диссертационное исследование. Отсюда и характерные для жанра особенности — инвентаризация всех идей, вовлекаемых в теоретическое строительство, обильное самоцитирование и ссылки на собственные публикации, попытка максимально сжать текст, заботясь не о деталях, а о том, чтобы дать читателю возможность обзора общей композиции понимающей психотерапии как психотехнической системы.


1. Философско-методологическое обоснование психотехнической системы
Общий замысел исследования — построение каркаса психотехнической системы понимающей психотерапии. По отношению к этому замыслу задача первой части работы состоит в том, чтобы описать социокультурный и историко-психологический контекст, в котором рождается понимающая психотерапия. Появление последней мыслится автором не в рамках модернистской идеологии «проекта», то есть целенаправленной акции, нарочито выставляющей свою произвольность и историческую необязательность, а, напротив, в парадигме «рефлективного традиционализма», как попытка сознательного продолжения и развития избранной научной традиции. Работа над исследованием пришлась на «эпоху перемен», когда «традиционализм» не в чести, и именно поэтому так важно подчеркнуть, что внутренняя необходимость исследования, его научное оправдание виделось в попытке исполнения исторического задания отечественной психологической традиции, и прежде всего той ее ветви, которую именуют линией «Л.С. Выготский — А.Н. Леонтьев».

§ 1.1. От психологической практики к психотехнической теории²
Радикальные изменения, начавшиеся в отечественной психологии в 1980-е годы, потребовали специального методологического анализа. Появление в эти годы первых психологических служб знаменовало собой рождение самостоятельной психологической практики. Историческое значение этого события трудно переоценить: психология обретает в психологических службах свое тело, эти службы для психологии — то же, что школа для педагогики, церковь для религии, клиника для медицины.

_________________
² Василюк Ф. Е. От психологической практике к психотехнической теории // Московский психотерапевтический журнал. 1992. № 1. С. 15-32. Здесь и далее мы будем указывать публикации, по которым можно ознакомиться с содержанием параграфом в полном виде.
_________________

«Психологическая практика» и «практическая психология»
Как уже говорилось выше, необходимо различать понятия «практическая психология» и «психологическая практика». «Практическая психология» есть участие психологии в «чужой» социальной практике. Каждая из этих практик дает свое «ведомственное» имя соответствующему разделу психологии (медицинская психология, педагогическая, спортивная и т.д.). В каждой из этих сфер социальной практики психологии извне диктуются конечные цели и задачи, ценности и критерии, задаются априорные психологическому опыту категории, определяется ограниченная зона профессиональных прав и профессиональной ответственности. В результате складывается тенденция к отчуждению психолога от собственно психологического мышления.

Психологическая теория и практика
Для отечественной психологии отношения с практикой (всегда чужой, ибо своей у психологии не было) являлись отношениями «внешнеполитическими» и определялись принципом внедрения. С позиций же практики психология в этих отношениях расценивалась как всего лишь источник небесполезных (но и необязательных) рецептов, а не самоценная область мысли и ответственного действия³.
_________________
³ Профессиональное бытие психолога в клинике, школе, на заводе, в армии проходит под знаком необязательности. Отсутствие психолога не критично для основного процесса чужой практики. Трудно представить забастовку профессиональных психологов ― боль­ница спокойно продолжит лечить, школа — учить, завод — производить, армия ― воевать. Иное дело, например, телефон доверия
— без психологов его можно просто закрывать.
_________________

_________________
⁴ Соотношение «анализа» как метода и «бессознательного» как центрального предмета отвечает такому методологическому условию, что делает психоанализ психотехнической системой в отличие, например, от бихевиоральной терапии, вполне эффективные методы которой совершенно не способны сколько-нибудь полноценно выполнять функцию исследовательской процедуры для центрального предмета - «оперантного рефлекса».
_________________

Появление собственно психологической практики меняет отношения таким образом, что психология оказывается не просто «наукой», а дисциплиной, включающей в свою внутреннюю структуру и «науку», и «практику», причем практика становится первичным, системообразующим элементом, требующим нового типа теории. Базовой методологической установкой психологии должна стать «философия практики», или «методология психотехники».

Академическая и психотехническая теория
Психологическую теорию, основанную на философии практики, можно обозначить как «психотехническую». Ее эпистемология значимо отличается от эпистемологии традиционной, «академической», а точнее сказать, натуралистической психологической теории. В таблице 1 представлены результаты сравнительного анализа двух различных типов познания: «естественно-научного» и «психотехнического», характерных для этих двух типов концепций.

§ 1.2. Методологический смысл психологического схизиса⁵
Массовое распространение психологических услуг, возникновение самостоятельной психологической практики создало необходимые условия для методологического преображения психологии. Однако условия автоматически не превращаются в результат, более того, история мстит за неиспользованные возможности: к середине 1990-х годов стал очевиден схизис нашей психологии, расщепление ее на две мало сообщающиеся между собой суверенные республики с разными ведущими центрами, авторитетами, способами экономического существования, разными системами образования и каналами общения с зарубежными коллегами. Подобный схизис — не уникальная национальная особенность, он характерен для всех стран с развитой психологией. Наша особенность состоит как раз в том, что у отечественной психологической традиции благодаря ее психотехнической закваске имеется шанс не допустить тотального раскола и создать хотя бы «опытные образцы» систем, в которых реализуется принцип философии практики и раскрывается не только практический потенциал общепсихологической теории, но, главное, теоретический, общепсихологический потенциал психологической практики.
_________________
⁵Василюк Ф.Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1995б. № 6. С. 25-40.
_________________


Психология может рассчитывать на собственное исцеление, только если сумеет создать формы профессионального действия и мышления, соответствующие человеку как целостному существу. В каких контекстах не происходит редукции целостного феномена «человек» к одному из частных его аспектов — органу, функции, организму, механизму, социальному атому или роли? «Сознание — практика — культура» — такова тройная формула контекста, задающего человеческую целостность.

Нередуцирующее исследование этой целостности невозможно в пределах «философии гносеологизма», а требует «философии практики», в соответствии с которой исследователь занимает участную позицию в бытии, превращая свою практическую деятельность по отношению к Другому в предмет и метод познания. Применительно к психологии философия практики есть методология психотехники, в которой предметом исследования становится не психика, не сознание, а работа-с-сознанием. Например, психотехническая по сути концепция поэтапного формирования умственных действий П.Я. Гальперина есть не теория мышления, не теория умственных действий, а теория формирования умственных действий, то есть, обобщенно говоря, не теория психики как натурального объекта, а теория работы с психикой.

Методологический анализ развития идеи «психотехники» показывает, что уже первичная ее форма, мыслившаяся Г. Мюнстербергом как прикладная психология, состояла из трех структурных блоков (предмета — метода — области приложения), которые заполнялись связкой трех категорий (сознания — практики — культуры⁶), то есть как раз тех, которыми конституируется феномен «человек». Для того чтобы эта категориальная схема психотехнического подхода могла вполне проявиться, выкристаллизоваться в сложном историческом процессе развития науки и стать парадигмой новой психологии, понадобились теоретические прорывы выдающихся мыслителей. З. Фрейд и Л.С. Выготский на конкретном исследовательском материале принципиально реформировали классическое понимание категорий сознания и практики.

_________________
⁶По Г. Мюнстербергу [26], предмет психотехники — сознание, ее метод — практика, область приложения психотехники — культура.
_________________

Методологический анализ развития идеи «психотехники» показывает, что уже первичная ее форма, мыслившаяся Г. Мюнстербергом как прикладная психология, состояла из трех структурных блоков (предмета — метода — области приложения), которые заполнялись связкой трех категорий (сознания — практики — культуры), то есть как раз тех, которыми конституируется феномен «человек». Для того чтобы эта категориальная схема психотехнического подхода могла вполне проявиться, выкристаллизоваться в сложном историческом процессе развития науки и стать парадигмой новой психологии, понадобились теоретические прорывы выдающихся мыслителей. З. Фрейд и Л.С. Выготский на конкретном исследовательском материале принципиально реформировали классическое понимание категорий сознания и практики.

З. Фрейд в психоаналитическом учении разработал центральный блок общей схемы — категорию практики. Он осмыслил терапевтическую практику как метод исследования, и сама практика была осмыслена как опосредствованная сознанием и культурой. Благодаря этому З. Фрейд дал первый образец психотехнической системы. Л.С. Выготский в культурно-исторической психологии развил такую теоретико-методологическую трактовку категории сознания, которая включила в ее внутреннюю структуру категории культуры и практики, благодаря чему удалось создать принципиально новый (психотехнический) тип психологического эксперимента. В соответствии с этой логикой наиболее актуальной задачей, замыкающей создание психотехнического подхода, является формирование категории культуры с психотехнической точки зрения.

Контуры новой психологии, которая на наших глазах завершает период своего становления, уже достаточно четко обозначились. Не отказываясь от задач объяснения, она выдвигает на первый план категорию сознания и потому становится феноменологической и диалогической, то есть понимающей психологией, способной профессионально относиться к предмету исследования не только как объекту, но и как к смысловому целому и как к живому Ты. Не отменяя своих познавательных задач, она становится, прежде всего, деятельной, изменяющей психологией, ставящей психологическую практику во главу угла не только своего социального функционирования, но и своей исследовательской методологии. Не отбрасывая своих почтенных естественно-научных традиций, она становится, наконец, и полноценной культурологической, гуманитарной дисциплиной, способной понимать человека в культуре и культуру в человеке и взаимодействовать с ним с учетом этого понимания.

Итак, в рождающейся психологии выделяются три магистральных и взаимосвязанных подхода: категории практики соответствует «деятельный» подход, категории сознания — понимающий подход, категории культуры — гуманитарный подход. Следовательно, новая психология есть психология понимающая — деятельная — гуманитарная.

§ 1.3. История психотерапевтических упований⁷
Важнейшим методологическим выбором для всякой психотехнической системы является определение того опорного психологического процесса, на который возлагаются основные надежды в плане практического метода. Каждый психотерапевтический подход должен «дать отчет о своем уповании», то есть указать на тот продуктивный процесс на полюсе клиента (пациента), который и обеспечивает в конечном счете психотерапевтический эффект.
_________________
⁷ Василюк Ф.Е. Историко-методологический анализ психотерапевтических упований // В кн. Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. М.: МГППУ, Смысл, 2003. С. 21-55.
_________________

В самом деле, подобно врачу, который знает, что не само лекарство излечит больного, оно лишь вызовет в организме целительный процесс, подобно педагогу, который полагает, что не сами объяснения учителя, а встречный акт понимания со стороны ученика приведет к освоению знания, подобно им и психотерапевт не рассчитывает, что его терапевтические интервенции сами собой приведут к разрешению проблем клиента. Психотерапевтический метод не может мыслиться как набор однонаправленных воздействий, производящих нужный результат без и помимо некой активности со стороны пациента. Напротив, метод только на то и направлен, чтобы создавать условия для запуска этой активности, стимулировать ее, поддерживать, фасилитировать и т.д. Метод в этом смысле уповает не на себя, а на некую специфическую активность пациента. Разумеется, сам психотерапевтический метод существенно зависит от того, на какую именно активность, какой психологический процесс клиента он полагается. Для обозначения этого процесса в структуре психотерапевтического подхода стоит ввести специальный методологический термин — «упование».

На каком психологическом процессе останавливает свой выбор метод понимающей психотерапии? Чтобы ответить на этот вопрос не произвольным решением, а систематически и осознанно, необходимо провести методологический анализ истории психотерапевтических упований.

В дофрейдовский период доминирующим методом в психотерапии был гипноз. Предполагалось, что, как и в соматической медицине, врач является безусловным и единственным авторитетом, именно он знает, что пациенту нужно делать, думать и чувствовать, чтобы избавиться от страдания. С помощью гипноза врач внушает пациенту целительные состояния, успех лечения зависит преимущественно от «силы» врача, но отчасти и от того, сможет ли пациент проявить достаточную гипнабельность и внушаемость. Из этих двух механизмов главный — внушаемость; она и обеспечивает в конечном итоге терапевтический результат.

Роль собственной активности пациента, таким образом, не просто минимизировалась — терапевтически ценной признавалась его пассивность. Тем вероятнее благоприятный результат лечения, чем больше пациент обнаружит пассивности во всех психологических аспектах — послушания со стороны сознания («доктор знает, что мне нужно»), подчиненности поведения воле врача и доверчивой восприимчивости по отношению к внушаемым чувствам («доктор сказал, что все будет хорошо и надо радоваться»).

По сравнению с этим «рабским» образом пациента в классической суггестивной психотерапии вся последующая история психотерапии выглядит как история все большего высвобождения личности и задействования внутренних сил и активности пациента в терапевтическом процессе.

В первой версии современной психотерапии, психоанализе З. Фрейда, главная терапевтическая надежда возлагалась на процесс осознания, который на место Оно приводит Я и тем освобождает человека от диктата слепых бессознательных сил. Это упование на философском уровне может быть осмыслено как свобода сознания.

В послевоенный период развития психотерапии на историческую сцену выходят еще две теоретические «силы», и на знаменах каждой написано свое психотерапевтическое упование — речь о механизме научения в бихевиоральной терапии и процессе переживания в гуманистической психотерапии.

С историко-методологической точки зрения, бихевиоральная терапия (как и весь бихевиоризм в целом) разворачивает свое мышление и практику в поле категории действия, и в этом отношении исторически «рифмуется» с психодрамой, но и только в этом. Бихевиоризм — методологический гибрид, соединяющий в себе упрощенный детерминизм классической психологии (то, что Д.Н. Узнадзе назвал «постулатом непосредственности») и вполне современное видение предмета психологии. Механистическая методология и антропология бихевиоризма предопределила то, что бихевиоральная терапия по ряду оснований примыкает к старой, суггестивной психотерапии. А именно, правильные адаптивные реакции пациента, которые являются целью бихевиоральной терапии, не порождаются свободой и развитием самого человека; содержание и форма этих реакций привносятся извне, терапевтом, и с помощью «подкреплений» имплантируются в поведение пациента. Механизм этой имплантации и есть процесс научения, именно благодаря научению пациент переходит от дезадаптивного к адаптивному поведению. Научение, следовательно, является главным упованием бихевиоральной психотерапии⁸.
_________________
⁸Разумеется, ни бихевиоризм, ни бихевиоральная терапия не исчерпываются механистическими версиями, но и в более развитых в методологическом отношении вариантах научение остается основным упованием.
_________________

В новейшей психотерапии, отсчет которой можно вести со второй половины XX века, происходит еще один радикальный сдвиг психотерапевтических упований — к процессам переживания пациента. В этом пункте сходятся все психотерапевтические школы, которые обычно относят к гуманистическому направлению. Хотя в каждой из школ гуманистической психотерапии переживание понимается по-разному, но все же можно выявить ряд общих для большинства школ существенных черт понятия переживания, которые превращают его в надшкольную категорию. Это — холистичность (процесс переживания охватывает всего человека — ум, чувства, телесные реакции), субъективность (переживание есть реальность, удостоверяющая сама себя), органичность (несделанность, непроизвольность переживания и в связи с этим признаваемая за ним способность являть подлинный, аутентичный опыт).⁹
_________________
⁹На этом процесс развития психотерапии, разумеется, не заканчивается, и можно прогнозировать, что основные ветви исторических путей психотерапии в первые десятилетия XXI века будут переплетаться, с одной стороны, с разными духовными традициями, а с другой стороны, с искусством, что, конечно же, предполагает появление новых психотерапевтических упований [18].
_________________

Понимающая психотерапия также избирает в качес­тве своего главного психотерапевтического упования процесс переживания. Понимающая психотерапия тем самым следует руслу экзистенциально-гуманистичес­кого направления, рассматривая две школы этого на­правления в качестве своих истоков — личностно-цен-трированную психотерапию К. Роджерса и логотерапию В. Франкла. Однако понимающая психотерапия не за­имствует готовую категорию переживания из экзистен­циально-гуманистической психологии, а разрабатывает ее в лоне собственной общепсихологической традиции, а именно школы Л .С. Выготского — А.Н. Леонтьева. Две главные идеи, которые вносятся в развитие категории переживания в рамках этой школы — это разработка представлений о культурной, знаково-символической опосредованности переживания (Выготский, 1916; Ва-силюк, 1984) и о продуктивности процесса пережива­ния: процесс переживания не сводится к испытыванию состояний, но производит внутренние психологические преобразования. Процесс переживания, таким образом, мыслится в культурно-деятельностной психологии как особая внутренняя деятельность личности, опосредо­ванная знаково-символическими средствами и направ­ленная на смысловое обогащение бытия.

Эти сопоставления дают возможность более точно­го определения «географических» координат понима­ющей психотерапии на карте современной психологии. С учетом того, что ее психологическим ядром является теория переживания, понимающую психотерапию можно локализовать в точке, где отечественная пси­хологическая традиция культурно-исторической психо­логии встречается с экзистенциально-гуманистической линией развития психологии и психотерапии.

Здесь представлена информация о значении концептов и идей для понимающей психотерапии. В трех параграфах главы рассмотрены следующие историко-научные контексты:

1. Злободневная ситуация в отечественной психологии — анализ текущих проблем и потребностей в российской психологии.
2. Исторические узлы развития психотехнической методологии в мировой психологии — ключевые моменты, повлиявшие на развитие методологии в психологии на глобальном уровне.
3. История смены категориальных вех в психотерапии XIX—XX веков— эволюция психотерапевтических подходов и категорий.

Эти контексты помогают не только осмыслить историческое развитие, но и выявить внутреннюю логику, которая формирует будущие направления психологии.

Сочетание культурно-исторической традиции отечественной психологии (основанной на теории Л.С. Выготского) и экзистенциально-гуманистического подхода в западной психологии позволяет точно определить место понимающей психотерапии в современной психологической науке.

В этих контекстах можно услышать следующие призывы и задачи:

1. Актуальность создания психотехнических систем для отечественной психологии — это подчеркивает необходимость разработки систем, которые соответствуют параметрам, описанным в § 1.1. Это означает, что отечественная психология нуждается в собственных методологических и практических основах, основанных на интеграции науки и практики в контексте психотехники.
2. Выстраивание психотерапевтической теории вокруг категории переживания — согласно § 1.3, такой подход отвечает современным тенденциям мировой психотерапии. Переживание становится центральной категорией, объединяющей различные направления психотерапии, особенно в рамках гуманистического подхода.

В-третьих, определение узловых категорий психотехнической методологии (Сознание — Практика — Культура) (§ 1.2) ставит перед нашим исследованием вполне конкретные задачи.

• В соответствии с категорией сознания — задача развития таких общепсихологических представлений о сознании, которые могли бы быть непосредственно включены в теорию и практику психотерапии. Решению этой задачи будет посвящен § 2.3 во второй части работы.
• В соответствии с категорией практики — задача разработки конкретной психотерапевтической техники, реализующей теорию сознания и переживания и дающей новые импульсы для развития этой теории. Решению данной задачи будет посвящен § 4.1 данной статьи.
• В соответствии с категорией культуры формулируется задача разработки культурно-специфических моделей психотерапии. Решение этой задачи выходит за пределы данной работы, но она является наиболее перспективной для развития психотерапии. Подготовительные материалы к теоретическому продвижению в этом направлении опубликованы автором в отдельных работах [15; 16; 18].

2. ОБЩЕПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПСИХОТЕХНИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ПОНИМАЮЩЕЙ ПСИХОТЕРАПИИ

Главный нерв психотехнической методологии, по мысли Л.С. Выготского, состоит в том, чтобы психологическая практика стала не только «полезной», но и теоретически плодотворной; практический метод должен приносить исследовательскую «прибыль». Но не всякая практика может быть орудием научного познания; чтобы она обрела эту способность, в нее предварительно нужно сделать теоретические, общепсихологические инвестиции. Глубже: практический метод должен быть рожден из теории, чтобы в своем технологическом развитии и эмпирической реализации он «не забывал родства» с наукой, в самом своем устройстве нес потребность и способность к познанию, по наследству полученные от материнской теории.

Применительно к задачам психотехнического построения понимающей психотерапии это означает, что в «культурно-деятельностной» психологии Выготского — Леонтьева нужно выделить и развить такой ряд теоретических идей, которые во взаимоотношениях с психотерапией как практикой могут выполнять две следующие функции.


Во-первых, идеи и частные теории должны быть заинтересованы в психотерапии как уникальном исследовательском методе разработки богатейших месторождений психологической фактологии и сами стать достаточно емкими, гибкими и открытыми, чтобы можно было эти эмпирические богатства принять и теоретически ассимилировать. Например, ниже речь пойдет о психологии переживания как одной из важнейших частных теорий, составляющих общепсихологический фундамент понимающей психотерапии. Если бы теория переживания преследовала исключительно научно-исследовательские цели, совершенно не помышляя о прикладных, то и в этом случае ей стоило бы обратиться к психотерапии как познавательному методу, потому что для конкретного эмпирического изучения работы переживания, работы совладания человека с критическими ситуациями лучше материала и методов, чем дает психотерапия, трудно отыскать.

Во-вторых, эти инвестируемые в психотехническую систему теоретические идеи, концепты и схемы должны служить общепсихологической базой для построения конкретной психотерапевтической теории, теории «инженерного» типа, которая, в свою очередь, является основой для конкретных технологических разработок психотерапевтических методов.

Задача данной главы — описание таких общепсихологических схем и частных теорий, развиваемых в русле культурно-деятельностной психологии, которые образуют общепсихологический каркас понимающей психотерапии как психотехнической системы.


§ 2.1. К проблеме единства общепсихологической теории

Каков общепсихологический фундамент, на котором строится понимающая психотерапия? Если она претендует на методологический статус психотехнической системы, это означает, в частности, что она берет на себя исследовательские общепсихологические обязательства. В связи с этим важно определиться, какова та общая психология, которой эта система готова и способна послужить. Но дело, конечно, не так обстоит, что можно оглядеться вокруг и найти готовую, идеально подходящую для этого общую психологию, — необходимо деятельное участие в ее создании.

Первым шагом на пути к искомой общей психологии является описываемая в данном параграфе попытка методологического синтеза наиболее представительных общепсихологических теорий, выросших в русле отечественной психологической традиции. Методологический анализ теории деятельности А.Н. Леонтьева, теории отношений В.Н. Мясищева и теории установки Д.Н. Узнадзе показывает, что каждая из них, преодолевая постулаты классической психологии, рассматривала психику в рамках онтологической картины «жизнь-человека-в-мире». При выборе основной «единицы анализа» и формировании центральной категории каждая из теорий акцентировала один аспект этой онтологии. Теории и категории деятельности, отношений и установки, несмотря на то что они нередко противопоставлялись друг другу, образуют вместе единую общепсихологическую систему. Система, объединившая эти три категории, тут же обнаруживает собственную неполноту, которая как некая «логическая нужда» требует еще одной категории, восполняющей целостность и завершающей весь синтез, — категории общения. Данная система может быть представлена в виде следующей типологической таблицы (см. табл. 2).

Эта схема позволяет увидеть не только историческое и логическое единство разработанных в отечественной психологической традиции вариантов общей психологии, но и тот, обычно затушеванный, однако чрезвычайно важный факт, что философским основанием наиболее продуктивных школ отечественной психологии была «онтология человеческой жизни». Заслуга философско-методологической разработки этой онтологии применительно к задачам психологии принадлежит С.Л. Рубинштейну [31; 5; 17].

Проведенный методологический синтез позволяет представить модель «целостной психологической единицы анализа жизненного мира человека» в виде следующей структуры, включающей в себя в качестве элементов основные категории-«единицы», разработанные в отечественной психологической традиции (см. рис. 1).

Одна из вершин треугольника символизирует индивида (И), вторая — вещь (В), третья — другого индивида (Др). Каждого индивида и вещь связывает деятельность (Д), в рамках которой индивид выступает как субъект (С), а вещь — как предмет (П) или объект (О). Вектор внутри тела деятельности, направленный от субъекта к предмету, символизирует установку (У). Двух индивидов связывает между собой общение (Об), в рамках которого они выступают друг по отношению к другу как Ты и Я. Векторами между Я и Ты обозначены их отношения (От).
Для понимающей психотерапии эта модель имеет фундаментальное значение. Во-первых, антропологическое — она описывает специфическое для понимающей психотерапии видение пациента не сквозь призму категорий «болезни», «характера», «поведения», «мотивации» и пр., а как уникальный жизненный мир, аналитика которого осуществляется с помощью представленной в схеме системы понятий. Во-вторых, данная модель выступает в качестве общепсихологической основы для характеристики структуры терапевтической ситуации.

2.2. Психология переживания
Разрабатываемая автором «психология переживания» [4; 7; 18] выступает как центральная, узловая «станция», через которую следуют логические маршруты «по всем направлениям», связывая между собой основные «населенные пункты» — значимые темы психотехнической системы понимающей психотерапии. В психологию переживания входят следующие ключевые элементы.

A. Категория переживания-деятельности. Выше речь уже шла о том, что процесс переживания является психотерапевтическим упованием понимающей психотерапии. Категория переживания-деятельности задает представление о переживании как работе, продуктивном процессе поиска и порождения смысла в критических ситуациях [4; 18].

Б. Типология критических ситуаций. Из существующих в психологической литературе описаний экстремальных жизненных ситуаций были выделены четыре ключевых термина: стресс, фрустрация, конфликт и кризис. Далее был дан методологический анализ этих терминов, и они были включены в единую понятийную систему в качестве типологических вариантов общей категории «критическая ситуация» [3; 4; 13]. Приводим итоговую таблицу, фиксирующую понятийные дифференцировки в рамках этой системы (табл. 3).

B. Типология жизненных миров. В понятийный аппарат психологической теории деятельности вводится категория жизненного мира [4; 12]. Далее методом категориально-типологического анализа [22] строится следующая типология жизненных миров (табл. 4).

Г. Типология закономерностей переживания. На основе предыдущей типологии выделяются четыре типа переживания, подчиняющиеся разным закономерностям: инфантильное переживание, реалистическое, ценностное и творческое.

D. Сопоставление типологии жизненных миров и критических ситуаций. Сопоставление этих типологий позволяет получить важные для теории и практики психотерапии следствия, описывающие критические ситуации в каждом из жизненных миров.
В инфантильном жизненном мире стресс феноменологически совпадает с кризисом, поскольку у инфантильного существа нет средств совладания со стрессом, и любая локальная боль или неудовлетворенность перерастает в тотальную катастрофу.
В реалистическом жизненном мире стресс появляется как самостоятельная категория, фрустрация же здесь совпадает с кризисом: единственное жизненное отношение в силу внутренней простоты этого мира составляет здесь «всю жизнь», поэтому невозможность реализации этого жизненного отношения (фрустрация) становится глобальным крушением всей жизни (кризис).
В ценностном жизненном мире появляется специфический вид стресса, порождаемый сложностью, а не трудностью мира, фрустрации здесь отсутствуют, а всякий конфликт феноменологически совпадает с кризисом.

В творческом жизненном мире обнаруживается полная дифференцировка всех типов критических ситуаций.

Эти теоретические выкладки позволяют сформулировать идею о том, что переживание может быть опосредовано переходом жизненного мира человека из одного состояния в другое. Сам такой переход, а не только предметно-смысловая переработка критической ситуации, меняет ее статус (например, казавшееся кризисом оборачивается всего лишь стрессом) и подключает к работе переживания дополнительные ресурсы. Этот вывод имеет большое значение для развития представлений о тактике понимающей психотерапии: усилия зачастую могут быть направлены не столько на проработку самой по себе критической ситуации, в которой оказался пациент, сколько на помощь ему осуществить выход в новое измерение более «высокого» жизненного мира, где ситуация будет преодолена силами этого мира.

Е. Сопоставление типологии переживаний и типологии критических ситуаций. Сопоставительный анализ типов переживаний различных критических ситуаций приводит к принципиальной теоретической постановке проблемы «успешности» переживания, чрезвычайно важной для тактических задач нахождения оптимальной пропорции симптомо-ориентированной и личностно-ориентированной установок в ходе работы с конкретным психотерапевтическим случаем.

Ж. Представление об опосредованности переживания культурными символическими орудиями. В различных символических формах кристаллизуется исторически накапливаемый опыт переживания типовых ситуаций; при подключении к этим формам процесс переживания, не теряя личностной уникальности, обретает дополнительную глубину и продуктивность [33; 19].
Весь этот корпус представлений о переживании создает общепсихологическую платформу для развития ключевых элементов теории, техники и дидактики понимающей психотерапии.

§ 2.3. Стратиграфия и структура сознания
Теория переживания, описанная в предыдущем параграфе, обеспечивает достаточное количество концептуальных средств для описания парадигматики процессов переживания, но задача описания синтагматики этих процессов (без которой консультативной практике не обойтись) требует дополнительных специальных разработок в области психологической теории сознания. Эти разработки относятся к двум измерениям проблемы сознания — стратиграфическому и структурному.

Под стратиграфией сознания мы понимаем теоретические модели, анализирующие слоистое строение сознания, особенности функционирования сознания в каждом из слоев и взаимодействие процессов сознания, относящихся к разным его слоям.
Под структурным аспектом проблемы в данном случае понимается выделение мельчайшей молекулярной единицы сознания, сохраняющей основные свойства целостного сознания, и анализ ее структуры. В качестве такой молекулы мы рассматриваем образ сознания.

Стратиграфия: уровни функционирования сознания

Первый шаг стратиграфического анализа сознания состоит во введении представления о четырех уровнях, на каждом из которых сознание функционирует особым образом, в особом режиме. Это уровни рефлексии, сознавания, непосредственного переживания и бессознательного [6]. Названные уровни выделяются с помощью построения следующей типологии (табл. 5).
Типология исходит из первоначального различения во всяком феномене сознания двух фигур — Наблюдателя и Наблюдаемого. Каждая из них может находиться как в активном, субъектном состоянии, так и в пассивном, объектном. Произвольные психические процессы запоминания, восприятия, мышления и др., где Наблюдатель активен, а Наблюдаемое пассивно, относятся к уровню сознавания (С). Уровень непосредственного переживания (П) наиболее ярко обнаруживает себя в грёзах, эмоциональных состояниях и чувствованиях, но присутствует во всех психических процессах, в том числе мышлении (например: «в голову неожиданно пришла мысль» — так описываемый феномен фиксирует активность Наблюдаемого при пассивности Наблюдателя). Феномены активного отношения к собственной психической активности репрезентируют уровень рефлексии (Р). И наконец, психические процессы, не прослеживаемые внутренним наблюдением (Наблюдатель и Наблюдаемое феноменологически пассивны), относятся к уровню бессознательного (Б).
Осуществление переживания-деятельности, как и всякой человеческой деятельности, опосредовано сознанием, причем всей системой сознания в целом, включающей названные четыре уровня функционирования. Эти представления позволили выдвинуть гипотезу о многоуровневом построении переживания по аналогии с теорией Н.А. Бернштейна [2] об уровневом построении движения. Процесс переживания можно описать как протекающий по четырем связанным между собой каналам. В каждый момент можно выделить ведущий и фоновый уровни переживания.

Случаи, в которых ведущим в работе переживания является уровень бессознательного, хорошо известны не только психотерапевтическому, но и художественному мышлению (например, у И. Бунина: «тайная работа души»). Когда внутренняя работа по преодолению критической ситуации осуществляется главным образом на уровне непосредственного переживания, она выступает в сознании в виде эмоционального проживания ситуации, «ноющих воспоминаний», ассоциативного кружения мышления вокруг болезненных тем и т.п. В момент такого переживания уровень сознавания может быть занят совершенно другой целенаправленной работой, посредине которой человек вдруг вспоминает о мучающей его проблеме и начинает уже сознательно искать пути ее решения. Происходит сдвиг ведущего уровня работы переживания на режим сознавания[^10].
Когда попытки пережить критическую ситуацию на сознательном уровне (найти замещение утраченного объекта, например, или с помощью «взвешивания» альтернатив сделать выбор) терпят неудачу, ведущим уровнем процесса может становиться рефлексия. При этом субъект осознает свою деятельность переживания как таковую, рефлексивно переосмысливает ее условия, свои нормы и ценности, позиции и цели. Тем самым создается возможность для творческой переориентации направления и способа переживания.

Стратиграфия: регистры сознания

Четырехуровневая модель стратиграфии сознания, описывающая протекание переживания, позволяет детализировать эмпирические процессы, но иногда приводит к парадоксам. Например, при описании жизненной ситуации пациент может дважды пережить яркие эмоции. Если попытаться записать их на уровне непосредственного переживания (П), получается, что обе эмоции расположены на одном уровне, как на нотном стане, — что изображено на рис. 2.

Однако если одна эмоция (Э1) воспроизводит старое неизжитое чувство (например, былой страх), а другая (Э2) отражает нынешнее отношение к этому прошлому чувству (например, стыд за страх), их размещение на одной линейке уровня П выглядит нелогичным. Хотя обе эмоции относятся к одному уровню непосредственного переживания, они явно принадлежат разным жизненным контекстам и не равнозначны по восприятию, хотя и могут быть одинаковыми по интенсивности. Это предполагает, что в системе сознания должно существовать несколько уровней непосредственного переживания или, более обобщенно, несколько регистров одного уровня, которые могут актуализироваться одновременно и взаимодействовать друг с другом.

Чтобы разрешить такие парадоксы, вводится представление о *регистрах сознания*. Каждый регистр включает совокупность уровней сознания (как музыкальная октава — ступени звукоряда). В процессе переживания происходят переходы между регистрами, и различные акты сознания, относящиеся к разным регистрам, могут взаимодействовать. Психотерапевтический опыт помогает выявить типы переходов между этими регистрами.

С точки зрения стратиграфической структуры, регистр сознания — это обособленный уровень. Феноменологически он представляет собой отдельный *жизненный мир*, обладающий своим пространством, временем, субъектом, предметным наполнением, языком, атмосферой и мифом. Множественность регистров сознания объясняет наличие нескольких жизненных миров, в которых человек и его сознание могут находиться. Так, когда пожилой человек вспоминает детство, его сознание перемещается в мир, где присутствуют специфические образы, ощущения и ритмы, отличные от его нынешнего жизненного положения. Этот мир имеет свою феноменологическую реальность, отдельную от его взрослого опыта.

Анализ эмпирических данных показывает, что для реального переживания человек использует сложные иерархические конструкции, включающие несколько регистров сознания. Эти регистры могут быть соподчинены, образуя структуры наподобие "матрёшек", где элемент одного регистра разворачивается в самостоятельный жизненный мир, порождающий новые миры в последовательности. Однако некоторые соседние регистры сознания не всегда находятся в иерархическом отношении, а могут располагаться на равных, находясь в равной зависимости от более высокого регистра. Это соответствует, например, разным интерпретациям одной и той же идеи.

Для описания таких структур вводится понятие горизонта сознания. Горизонт сознания представляет собой "геометрическое место" регистров, одинаково отдалённых от иерархически более высокого регистра, без взаимного подчинения.
Таким образом, стратиграфическая модель сознания включает следующие основные понятия:

1. Уровень (или режим функционирования) сознания — различные режимы работы сознания, такие как непосредственное переживание, осознание и другие.
2. Регистр сознания — отдельные слои сознания, внутри которых протекает процесс переживания.
3. Тип перехода между регистрами — различные способы перехода от одного регистра к другому.
4. Горизонт сознания — совокупность регистров, находящихся на одном уровне, без иерархической подчиненности друг другу, но подчинённых более высокому регистру.

Эти понятия дают основу для более точного анализа и описания процессов переживания, помогая понимать, как сознание структурирует и иерархически организует сложные переживательные процессы.

Что касается структурного аспекта анализа сознания, то в данной работе он представлен моделью образа сознания.

В ходе развития идей А.Н. Леонтьева [25] и В.П. Зинченко [23] об «образующих сознания» была разработана схема, в соответствии с которой в образе выделяются четыре «узла» — предмет, значение, личностный смысл и слово (знак) [11]. Каждый из них непосредственно связан с остальными, что можно графически изобразить объемной фигурой, получившей название «психосемиотический тетраэдр» (рис. 3). Внутренний объем тетраэдра заполнен чувственной тканью, которая приобретает специфические характеристики, приближаясь к каждому из углов. На рисунке:

• П — предметное содержание образа,
• п — чувственная ткань предметного содержания,
• Л — личностный смысл,
• э (эмоция) — чувственная ткань личностного смысла,
• З — значение,
• з — чувственная ткань значения,
• С — слово или знак,
• с — чувственная ткань слова (знака).

Итак, в § 2.3 описана структурно-стратиграфическая модель сознания. Продуктивность этой модели удостоверяется:

1. В плане психотерапевтической теории, где она позволила разработать идею о «психотехнических единицах»;
2. В плане психотерапевтической техники, где она позволила конструировать методики для психотерапевтической работы с измененными состояниями сознания;
3. В общепсихологическом плане, где с ее помощью удается добиться достаточно точных описаний эмпирических состояний и процессов сознания (например, переживания горя [8], «культуры образа» и ее этнокультурных особенностей [32], патологии образа при психических расстройствах [24]).

Подытожим также результаты всего второго раздела, существенные для дальнейшего исследования. К ним относятся:

• а) общепсихологическое обоснование онтологии жизненного мира, которое послужит онтологическим базисом системы понимающей психотерапии;
• б) разработка категории переживания, которая выступит как основной «продуктивный процесс» в системе понимающей психотерапии;
• в) разработка категории критической ситуации как базовой идеи для описания проблемных состояний клиента в системе понимающей психотерапии;
• г) разработка модели структуры и стратиграфии сознания, существенной для создания техники понимающей психотерапии.

Продолжение в следующем номере

Литература
Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
Бернштейн Н.А. О построении движений. — М.: Медгиз, 1947.
Василюк Ф.Е. Психологические аспекты разрешения критических травмирующих ситуаций // Социальные, гигиенические и организационные аспекты охраны здоровья населения. — Рига: Рижский медицинский институт, 1981. — С. 84-90.
Василюк Ф.Е. Психология переживания. — М.: Изд-во МГУ, 1984.
Василюк Ф.Е. К проблеме единства общей психологии // Вопросы философии. — 1986. № 10. — С. 76-86.
Василюк Ф.Е. Уровни построения переживания и методы психологической помощи // Вопросы психологии. — 1988. № 5. — С. 27-37.
Василюк Ф.Е. Психотехника переживания: Учебное пособие. — М.: Ахилл, 1991а.
Василюк Ф.Е. Пережить горе // О человеческом в человеке. — М.: Политиздат, 1991б. — С. 230-247.
Василюк Ф.Е. От психологической практики к психотехнической теории // Московск. психотерапевт. журн. — 1992а. № 1. — С. 15-32.
Василюк Ф.Е. Режиссерская постановка симптома (психотерапевтическая методика) // Московский психотерапевтический журнал. — 1992б. № 2. — С. 105-144.
Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопросы психологии. — 1993. № 5. — С. 5-19.
Василюк Ф.Е. Жизненный мир и кризис: типологический анализ критических ситуаций // Психологический журнал. — 1995а. Т. 16, № 3. — С. 90-101.
Василюк Ф.Е. Типология переживания различных критических ситуаций // Психологический журнал. — 1995б. Т. 16, № 5. — С. 104-114.
Василюк Ф.Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. — 1995в. № 6. — С. 25-40.
Василюк Ф.Е. Молитва — молчание — психотерапия // Московский психотерапевтический журнал. — 1996б. № 4. — С. 141-145.
Василюк Ф.Е. На подступах к синергийной психотерапии: история упований // Московский психотерапевтический журнал. — 1997б. № 2. — С. 5-24.
Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. — М.: МГППУ; Смысл, 2003а.
Василюк Ф.Е. Переживание и молитва. Опыт общепсихологического исследования. — М.: Смысл, 2005.
Выгодский Л. Траурные строки (День 9 ава) // Новый путь. — 1916. № 27.
Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. — М.: Педагогика, 1982. Т. 1. — С. 291-436.
Гальперин П.Я. Методы обучения и умственное развитие ребенка. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985.
Генисаретский О.И. Навигатор: методологические расширения и продолжения. — М.: Путь, 2002.
Зинченко В.П. Образ и деятельность. — М.: Институт практической психологии; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1997.
Зябкина И.В. Нарушения волевой регуляции деятельности и их компенсация: Автореф. дис. — М.: МГУ, 1993.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Политиздат, 1975.
Мюнстерберг Г. Основы психотехники. — М.: Рус. книжник, 1924.
Мясищев В.Н. Психология отношений. — М.: Московский психолого-социальный институт, 2004.
Пузырей А.А. Культурно-историческая теория Л.С. Выготского и современная психология. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986.
Пузырей А.А. Психология. Психотехника. Психагогика. — М.: Смысл, 2005.
Роджерс К. Искусство консультирования и психотерапии. — М.: Апрель-Пресс; Изд-во Эксмо, 2002.
Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. — М.: Педагогика, 1976.
Сидорова В.В. Культурная детерминация образа сознания (на примере русской и японской культур): Автореф. дис. — М.: МГППУ, 2005.
Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. Сб. XVII. — М.: Изд-во Московск. патриархии, 1977.
Ярошевский М.Г. Психология в XX столетии: Теоретические проблемы развития психологической науки. — М.: Политиздат, 1974.

Продолжение. Начало статьи в «Вестнике

практической психологии образования» № 3 за 2007 год

3. ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

§ 3.1. Специфика психотерапии с позиции теории переживания

Что такое психотерапия? Без осознанного ответа на этот «простой» вопрос специалист не может решить ни одной из жизненно важных профессиональных проблем, будь то вопрос границ профессиональной компетенции и зоны ответственности, вопрос определения целей и оценки результатов психотерапии или вопрос профессиональной идентичности. Однако попытки дать общее определение психотерапии всегда заканчивались неудачей [5]. Причина этого логического тупика кроется в неадекватной, натуралистической постановке вопроса. Психотерапия не является естественно заданной сущностью, определенной сама в себе, и поэтому не может быть однозначно определена извне. Определение психотерапии, кроме всего прочего, — это акт личного выбора позиции. Риск и ответственность за такое определение должен взять на себя любой профессионал, сознательно действующий в этой сфере, поскольку определение психотерапии тесно связано с общефилософскими позициями психотерапевта, его теоретическими воззрениями, а также с личными интуициями и персональными аксиологическими выборами.

Поэтому задачу общей дефиниции психотерапии можно заменить метазадачей выявления параметров ее специфики: важно не найти универсальный ответ на вопрос «что такое психотерапия?», а создать общую систему вопросов, на которые каждая «психотерапия», каждый психотерапевтический подход и школа, претендующие на особое видение и понимание себя как антропологической практики, должны будут ответить. Специфика любого явления формируется сопоставлением с другими, схожими или родственными ему явлениями. Особенности психотерапевтического подхода могут быть описаны с помощью двух систем со- и противопоставлений: (1) по отношению к существующим в культуре социально-антропологическим практикам и (2) в сравнении с другими существующими психотерапевтическими подходами.

Для описания специфики понимающей психотерапии в этой работе будет использована только первая система оппозиций, откладывая на будущее важную задачу «психотерапевтической компаративистики» [5].

Деятельность психолога-психотерапевта уместно сопоставить с деятельностью субъектов смежных антропологических практик: врача, учителя, воспитателя, мудреца-наставника, священника.

В отличие от ценностей и целей этих антропологических практик (здоровья, знания, воспитанности, мудрости, святости) понимающая психотерапия в соответствии с базовой теорией переживания имеет специфическую ценность и цель — осмысленность.
В отличие предметов других практик, то есть от тех плоскостей человеческого существования, к которым они апеллируют и на которые направляют свои воздействия (организм, способности, социальное поведение, мировоззрение, духовность), понимающая психотерапия обращена к жизненному миру человека.

В отличие от тех процессов и действий самого человека, которые ожидаются от него в рамках этих практик и которые осуществляют, собственно, требуемые изменения (процессы компенсации и восстановления функций организма, социализации и самовоспитания, познания и любомудрия, аскезы и исповедания), понимающая психотерапия ждет от человека активного продуктивного переживания, которое рассматривается как процесс смыслопорождения.

В отличие от проблемных состояний человеческого существования, на преодоление которых направлены эти антропологические практики (болезнь, невежество, невоспитанность, заблуждение, грех), понимающая психотерапия нацелена на помощь человеку в совладании с критическими жизненными ситуациями.

Наконец, в отличие от специфических действий агентов этих подходов (лечение, обучение, воспитание, ценностное наставничество, душепопечение) специфическая активность психотерапевта в рамках понимающей психотерапии может быть названа «сопереживанием». Подчеркнем, что предложенная характеристика специфики понимающей психотерапии не является общезначимой для психотерапии вообще, а является систематическим применением теории переживания к поиску ответов на поставленные вопросы. Каждый из данных ответов определен только внутри целостной системы психологии переживания и развиваемой на ее основе понимающей психотерапии. Например, сопереживание мыслится здесь не только и не столько как эмоциональный отклик терапевта на чувства клиента, а как внутренняя работа, направленная на целостное понимание актуально текущих процессов переживания клиента, которая содействует их продуктивному ходу. Именно поэтому вся система и названа «понимающей психотерапией», ибо существует традиция именования психотехнических систем по центральному их методу (например, психоанализ, теория поэтапного формирования умственных действий включили в свое название главный принцип метода — «анализ», «формирование»).

Таким образом, решение задачи специфики психотерапии как особой социокультурной деятельности с позиции психологии переживания приводит к формулировке следующих ключевых характеристик теории понимающей психотерапии (табл. 6).
Плод этого анализа, как уже говорилось, не только ответы, но и вопросы, сами категории (названия колонок таблицы), которые образуют метаструктуру психотерапии, позволяющую систематизировать исследования в области психотерапевтической компаративистики (ср.: 4). Разумеется, эти категории нуждаются в подробном анализе, который выходит за пределы данной статьи.

§ 3.2. Уровни переживания и базовые психотехнические единицы

Психотехническая теория есть теория практики, а не объекта, она описывает не психику, а работу-с-психикой. Поэтому и единицы анализа такой теории должны включать в себя одновременно как элементы, репрезентирующие объект, так и элементы, репрезентирующие метод работы с объектом. Психотехническая система понимающей психотерапии основана на теории переживания и полагает процесс переживания как свое главное «упование» (см. § 1.3), то есть как главный продуктивный процесс, который обеспечивает эффект психотерапии. Поэтому единицы анализа в понимающей психотерапии должны включать в себя элемент, который описывает тот или другой аспект процесса переживания. В соответствии с данным выше (см. табл. 6) общим абрисом системы понимающей психотерапии второй элемент «единицы» должен описывать акты «сопереживания». В рамках психотехнической системы точнее говорить не о «единицах анализа», а о «психотехнических единицах». Психотехнические единицы должны быть, с одной стороны, научно-аналитическими, позволяющими выделять разные существенные элементы целостного процесса переживания, а с другой стороны, практико-методическими, позволяющими дифференцированно и контролируемо воздействовать на указанные элементы.

В качестве базовой схемы, дифференцирующей процесс переживания, выбрана схема уровней, или режимов функционирования сознания, различающая в системе сознания уровни рефлексии, сознавания, непосредственного переживания и бессознательного (см. § 2.3). Каждому из этих уровней соответствует психотерапевтический метод. Результатом сопоставления уровней переживания и адекватных им методов является выделение четырех базовых психотехнических единиц: «рефлексия — майевтика», «сознавание — кларификация», «непосредственное переживание — эмпатия» и «бессознательное — интерпретация» [1].

В психотерапевтическом контексте каждая из этих единиц составляет нерасторжимое единство, элементы которого не имеют самостоятельного существования. Например, бессознательное не может стать реальностью психотерапии без интерпретации; непосредственное переживание клиента тоже не получит статуса реального события внутри психотерапии без эмпатического отклика терапевта (по аналогии с тем, как для того, чтобы радиоволна превратилась в звуковой сигнал, нужен радиоприемник). Различные психотерапевтические школы признают ведущим уровнем для построения главного метода разные из описанных единиц. Психоанализ полагает ведущим для психотерапии уровнем системы сознания бессознательное и главным методическим принципом — интерпретацию, клиент-центрированная терапия избирает в качестве ведущего уровень непосредственного переживания и, соответственно, главным методическим принципом считает эмпатию, для когнитивной психотерапии ведущий уровень работы — сознавание, а главный методический принцип — «понимание»¹⁰.

_____________________

¹⁰Разумеется, это наша интерпретация, терминологически относительно независимая от интерпретируемых терапевтических подходов.

_____________________

Существуют и такие подходы (например, школа парадигматической аналитической психотерапии), которые главную задачу психотерапевтического метода видят в майевтической стимуляции процесса рефлексии.
Приводим сводную таблицу сопоставления психотехнических единиц (табл. 7).

В понимающей психотерапии использование всей гаммы базовых психотехнических единиц позволяет психотерапевту избирательно входить в резонанс с разными слоями целостного процесса переживания клиента и, вслушиваясь во внутренние его ритмы и тенденции, гармонизировать работу переживания, помогая ей исполниться в наиболее концентрированном и полном виде.

§ 3.3. Структура психотерапевтической ситуации

Задача описания хронотопа психотерапии состоит из двух относительно самостоятельных частей — описания пространства и времени психотерапии. Проблема психотерапевтического времени в данной работе прямо не ставится. Под пространством же психотерапии имеется в виду психотерапевтическая ситуация, рассмотренная в синхронном аспекте. Психотерапевтическая ситуация описывается в рамках понимающей психотерапии с опорой на «целостную единицу общепсихологического анализа», полученную в результате синтеза основных психологических категорий, развитых в отечественной традиции (см. § 2.1). В графическом виде схема психотерапевтической ситуации может быть представлена таким образом (рис. 1).
Психотерапии «вещь», которая «есть» у клиента до и независимо от психотерапии и которую он приносит в готовом виде на психотерапевтический сеанс. Проблема есть выстраиваемый в самом психотерапевтическом процессе «символический объект», который определяется и как диалогически согласовываемая тема общения клиента и психотерапевта, и как согласовываемый предмет их совместной деятельности, и как согласовываемая модель объяснения жалоб клиента и т.д.

Психотехническое видение структуры психотерапевтической ситуации позволяет использовать ее не только как средство описания, например, для систематической записи терапевтической сессии, но и как карту структурных трансформаций терапевтической ситуации (см. § 4.2).

§ 3.4. Семиотика психотерапевтической ситуации и психотехника понимания

Категория «психотерапевтического понимания» мыслится как стратегическая диалогическая установка, противоположная идеологии «воздействия». Воплощая эту установку, терапевт все делает для того, чтобы понять пациента и дать ему это понимание, а не старается понять для того, чтобы что-то сделать — повлиять, вылечить, исправить. Психотерапевтическое понимание создает напряженное диалогическое поле, которое в соответствии с «принципом молчания» [3] взывает к свободе пациента — свободе его слова, воли, самосознания.

Для реализации метода понимания нужна развитая и тонко дифференцированная психотерапевтическая техника. Ее систематическая разработка опирается на описание семиотических отношений, возникающих между «словом» клиента и ответным «словом» терапевта. Само слово клиента — не готовая, литая форма, а становящийся процесс символизации экзистенции, процесс, проходящий много слоев, прежде чем он выльется в непосредственный речевой акт. Ответное слово терапевта должно откликнуться на всю сложную динамику этих потоков символизации, и потому оно должно быть оснащено психотехническими схемами, позволяющими дифференцированно отображать разные аспекты выразительного акта клиента.

По отношению к процессу конструирования реплик терапевта эти схемы выступают в функции «мультипликаторов», неких символических призм, позволяющих построить множество терапевтических реплик.

В качестве мультипликаторов, определяющих конструкцию терапевтической фразы, выступают основные теоретические схемы, введенные ранее:

• схема уровней сознания;
• представление о регистрах сознания;
• типология жизненных миров;
• структура образа сознания;
• структура психотерапевтической ситуации.

Скажем, использование мультипликатора «Типология жизненных миров» состоит в настройке терапевтического внимания на то, чтобы в одном случае расслышать в словах пациента инфантильные интонации, ожидания, мотивации, желания и откликнуться на них (например, «вы устали, и порой так хочется, чтобы кто-то сказал: отдохни, утро вечера мудренее, все устроится»), в другом случае в тех же словах расслышать реалистические, целевые установки и ответить на них терапевтической репликой, которая входит в резонанс с бодрым и целеустремленным настроением реалистического жизненного мира («хоть вы и устали, но эта цель для вас настолько важна, что вы решили во что бы то ни стало найти средства, чтобы справиться с этой задачей»), в третьем и четвертом случае найдется отклик на ценностные и творческие установки, которые всегда можно отыскать за словами человека.

Подобным образом осуществляется перевод всех основных теоретических идей на язык психотерапевтической техники, происходит формирование первичной технической «материи» понимающей психотерапии. В общей структуре психотехнической системы Понимающей психотерапии представления о связи семиотики психотерапевтической ситуации и психотехники понимания выполняют функцию связующего звена между психологической и психотерапевтической теорией, с одной стороны, и психотерапевтической техникой, с другой [2].

4. ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА ПОНИМАЮЩЕЙ ПСИХОТЕРАПИИ

В психотерапии, как во всяком сложном искусстве, можно выделить ряд иерархически соподчиненных технических уровней: уровень приема, комбинации, методики, тактики и стратегии. В понимающей психотерапии уровень приема представлен «алфавитом» базовых психотерапевтических ходов. Буквой этого алфавита является ответная реплика терапевта на «стимульную» реплику пациента.
Уровень комбинации коррелирует с конкретным состоянием психотерапевтической ситуации и актуальной задачей, возникшей в этой ситуации (например, задачей уточнения запроса, заключения контракта, завершения сеанса и т.п.).
Уровень психотерапевтической методики соответствует задаче психотерапевтической проработки конкретной проблемы или отдельного симптома. Психотерапевтическая методика — это психотерапия в миниатюре. Методика является центральным техническим уровнем, в котором воплощается определенная тактика и стратегия психотерапии и в то же время реализуется система приемов и комбинаций.

Уровень психотерапевтической тактики корреспондирует с целостной психотерапевтической ситуацией, разворачивающейся во времени в течение ряда сеансов, и определяется, прежде всего, логикой терапевтического контракта.
Наконец, уровень психотерапевтической стратегии является доктринальным, он связан с философско-антропологическим подходом, которого придерживается психотерапевтическая школа
.
В следующем номере будут обсуждены три уровня психотерапевтического искусства, как они представлены в понимающей психотерапии: уровень приема (§ 4.1), уровень комбинации (§ 4.2) и уровень методики (§4.3).

ЛИТЕРАТУРА

1. Василюк Ф.Е. Уровни построения переживания и методы психологической помощи // Вопросы психологии. — 1988. — № 5. — С. 27–37.
2. Василюк Ф.Е. Семиотика психотерапевтической ситуации и психотехника понимания // Московский психотерапевтический журнал. — 1996. — № 4. — С. 48–68.
3. Копьев А.Ф. Диалогический подход в консультировании и вопросы психологической клиники // Московский психотерапевтический журнал. — 1992. — № 1. — С. 33–48.
4. Сосланд А.И. Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или как создать свою школу в психотерапии. — М.: Логос, 1999.
5. Цапкин В.Н. Единство и многообразие психотерапевтического опыта. — М.: МГППУ, 2004.