В.П. Зинченко как бы вслушивается в разворачивающуюся звуковую стихию текста. Он сам немного удивлялся, насколько его тексты насыщены цитата ми. Вкус ему не изменял: это отборные жемчужины мысли и поэзии. Но они вовсе не нанизаны как бусы на одну нить. Композиция совсем другая. «Цитата не есть выписка, — повторял В.П. за О. Мандельштамом. — Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна». Ночью на юге звезды дрожат от звона тысячи скрипочек и пахнет чабрец — такова густая, насыщенная атмосфера текстов В.П. Зинченко. Это полифоническое письмо, цитаты не сменяют друг друга, а звучат вместе, взаимоотражаясь, перекликаясь, то образуя смысловые узоры, то споря друг с другом. Мы почти не замечаем легких движений дирижера, потому что все внимание приковано к голо сам и лицам: Бахтин, Флоренский, Франк, Шпет, Выготский, Ухтомский... Его дирижерская палочка не властолюбива, это вовсе не «симфоническая полиция» (Мандельштам), Зинченко доверчиво, даже влюбленно отдает инициативу самому многоголосью, его дело не направлять, а слушать, заслушиваться
2. Он явно наслаждается и щедро угощает читателя. Впрочем, это слушанье — вовсе не пассивная сомнамбулическая завороженность, в нем есть своя оснастка, с помощью которой автор натягивает паруса исследовательского судна так, что начав с какой-нибудь традиционной психологической проблемы, оно быстро уносится в открытое море, где проблема эта оказывается на пересечении философских, антропологических, лингвистических и богословских ветров.
________________________
2 Я с опозданием прочел замечательную статью А.И. Назарова [7], в которой эта мысль сформулирована намного точнее. Автор определил стиль цитирования В.П. Зинченко как особое музыкальноисполнительское творчество в жанре многотемной импровизации.
________________________
К этому-то автор и стремился: исследование превращается в приключение мысли. Читателю скучно не будет, железобетонные доки казенного академизма далеко позади, в них не сыщешь «длиннохвостых ягуаров», а впереди — нежданные встречи, остров со кровищ, «изобилие невиданных зверей»: «духовный организм», «активный покой», «викарные действия» и все это под «радугой смысла». Далеко не всем близок такой стиль научного текста, но молодые коллеги, еще не растерявшие юношеского романтизма, лю били интересную психологию «от Зинченко». Я спрашивал у студентов разных лет и разных университетов о его лекциях, и реакция всякий раз была похожей: загорались глаза, лицо расплывалось в улыбке, а до внятной речи гортань издавала несколько восхищенных междометий, словно они в самом деле побывали не в университетской аудитории, а на «далекой Амазонке», и чтото с ними случилось хорошее, важное, что выразить в слове непросто. Быть может, именно это их любимый лектор и называл «живым знанием»? [1]. Не случайно, по опросам студентов Высшей школы психологии, В.П. Зинченко не раз оказывался лучшим преподавателем.
В последние годы книги В.П. Зинченко все меньше становятся похожи на обычные научные тексты, по своей стилистике и организации они больше на поминают гипертекст. В этом выражалась не только сквозная «культурная опосредованность» его профессиональной памяти, но и дар свободы, которым он был щедро наделен сам и так же щедро дарил своим сотрудникам, ученикам и читателям. Анализируя сходство сознания и гипертекста, В.П. Зинченко, кажется, не замечал, что пишет и о собственном авторском стиле: гипертекст, формулировал он, «поддерживает богатство степеней свободы индивидуально го мышления читателя» [2, с. 238].
Совет издателям трудов В.П. Зинченко: выпутить его книги в формате гипертекста, даже — «гипермедиа». Страницы будут пестреть синими гиперссылками и фотографиями, через которые «упоминательная клавиатура» Зинченко станет приглашать (выкликать) голоса его великих собеседников. Один клик — и уже речь не о Бродском, а — речь Бродского, — знакомое ритмичное завывание с гениальной картавинкой:
Твой Новый год по темносиней волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова...
В.П. Зинченко лучше читать не как, например, А.Н. Леонтьева, страница за страницей. Его книги словно сами подстрекают их перелистывать, забегать вперед, открывать наугад, вольно перемещаться во всех направлениях. Это — сетевая композиция текста и читательского поведения. Всё живое, все свободны — вот главное послание, навеваемое книгами В.П. Зинченко. «Живое знание», «живое движение», «свободное действие» — из самых любимых его понятий. Такая вольность пленяет читателя. И во втором, буквальном смысле слова: ведь «гипертекст — это нелинейный лабиринт, и выйти из него, войдя один раз, труднее, чем может показаться на первый взгляд» [10, с. 33].
М. Коул и Дж. Верч к 80летнему юбилею В.П. Зинченко предприняли самоотверженную по пытку заново прочитать весь корпус основных его трудов с целью, казалось бы, невыполнимой — найти в фантастическом разнообразии идей и тем, разраба тывавшихся более полувека, единую «связующую нить». Кажется, сами авторы были удивлены, что им это удалось: «Такой нитью являются исследования действия (во всех формах его существования) как идеальной единицы анализа и понимания возможно стей и границ человеческой свободы» [6, с. 118— 119]. Американские коллеги смогли проследить ме таморфозы этой категории, начиная от самых ранних экспериментальных исследований перцептивного действия и формирования зрительного образа вплоть до фундаментальной работы «Сознание и творческий акт» [3]. Полностью соглашаясь с тем, что «свободное действие» — ключевая, сердцевинная категория мысли В.П. Зинченко, хочу проблемати зировать точность метафоры «сквозной нити» для описания истории развития его идей. Траектория ис следовательского пути В.П. Зинченко мало напоми нает перемещение вдоль линии. Такое движение по кидает точку отправления и удаляется от нее. На мой взгляд, для него характерна совсем другая геометрия профессиональной судьбы: двигаться от центра вовсех направлениях, не оставляя раз завоеванных мест. Так расширяются Вселенная и империя (как ни драматично об этом писать в марте 2014 г.). Это было движение с нарастающим темпом
3, вбирающее в орбиту психологического знания все новые и но вые имена и темы.
________________________
3Вот цифры, показывающие степень ускорения: в списке избранных публикаций В.П. Зинченко за 80е — 3 книги и 15 статей, за 90е — 7 книг и 34 статьи, за 2000—2010 — 10 книг и 57 статей.
________________________
До 80-х годов сообщество московских психологов сохраняло черты большой семьи. Отношения могли быть непростыми, как и положено в семье. Владимир Петрович был связан с великой когортой отечест венных психологов особыми, почти кровными узами. Может быть, поэтому в его способе жить в профессии явно ощущалось первородство. И хоть «престол» в виде должности декана факультета психологии МГУ ему не достался и не было претензий на привилегии
4, но какоето «державное» чувство наследника, держание ответственности за маленькое королевство было у него в крови. Этот его особый статус чувствовался всеми, даже недоброжелателя ми, но тому были и объективные символические зна кисвидетельства: например, московская прописка (!) в подвале Психологического института. В 90х Зинченко шутил, что зря выписался, теперь бы мог приватизировать Институт.
________________________
4А привилегии все же были: несмотря на строжайший запрет курить в стенах университетов, у Зинченко было неписаное персональное право на сигарету в любом кабинете и аудитории.
________________________
Первородство нельзя заработать, но, данное да ром, оно есть вызов и долг. Владимир Петрович вы зов принял и долг исполнил: приумножил богатство школы и отдал дань памяти учителям. В юбилейном сборнике — по целому очерку (300 страниц!) посвящено любимым учителям и друзьям — Л.С. Выготскому, С.Л. Рубинштейну, Н.А. Бернштейну, А.Н. Леонтьеву, А.Р. Лурии, А.В. Запорожцу, М.И. Лисиной, П.Я. Гальперину, Д.Б. Эльконину, В.В. Давыдову, Ф.Д. Горбову, М.К. Мамардашвили, Г.П. Щедровицкому, отцу и сестре — П.И. Зинченко и Т.П. Зинченко [4]. Благодарность и любовь, с которыми написаны эти очерки, невольно выявляют и сокровенный строй мышления самого автора. Достаточно взглянуть на их заголовки [4], чтобы ясно про ступили ядерные категории «семиосферы» В.П. Зинченко. Вот они: «слово», «жизнь и деятельность», «образ мира», «участность в бытии», «свободная мысль», «творческое понимание», «личность и деятельность», «живая память», «дружба».
После защиты докторской, — шутил Владимир Петрович, — можно читать книги бескорыстно. Он сам был великим, бескорыстным читателем. Словно влюбленный в свою землю краевед, он собственны ми глазами и пером исходил всю нашу психологию и окрест, оставив нам множество карт отечественной психологии. На этих картах появились города, ранее за психологией не числившиеся. В.П. Зинченко во все не был первооткрывателем для психологической публики имен Бахтина, Флоренского, Шпета, Ух томского, но именно он почтительно уговорил их сделать честь нашей науке и принять мантии профессоров психологии
5. Но этого мало. Главное гео графическое наследство — многочисленные тропы, дороги, мосты, переправы, целая сеть путей сообщения, проложенная им между столь разными, далеки ми, а то и не знакомыми друг с другом теориями и ав торами. Живые ассоциации Зинченко протянули на карте психологии прямые маршруты между Флоренским и Выготским, Шпетом и Бахтиным, Мандельштамом и Мамардашвили.
________________________
5Г.Г. Шпета — повторно. В 1907 проф. Г.И. Челпанов пригласил своего любимого ученика преподавать в Московском универси тете и создавать Психологический институт. В 2000 проф. В.П. Зинченко вернул Г.Г. Шпета психологии после долгого изгнания. Так и называется книга — Зинченко В.П. Мысль и Слово Густава Шпета (возвращение из изгнания). — М., 2000.
________________________
В.П. Зинченко работал много, но штамп «много и упорно» — не про него. «Упора» как раз не было, в его труде было больше радости, любопытства, игры, чем сумрачного напряжения воли. По духу, он, конечно, из моцартовской породы. «То, что для натужного трудолюбца — свершение и подвиг, то для «гуляки праздного» — прогулка и забава. Шаг — и серия изящных экспериментов по микроструктуре действия, другой — и фундаментальная докторская в 35 лет, вдох — и рождаются лаборатории и кафедры, выдох — и целый институт (Институт человека РАН), взмах пера — и зашагала по миру новая книга, опираясь на «посох Мандельштама» и попыхивая ароматной трубкой Мераба, поворот головы — и создана смелая теория «Вертикали духовного развития человека», жест руки — и огромная аудитория заворожена «Живым знанием»», — эти строки были написаны в 2001м [5], к его 70-ти, а оказалось, что он только разминался. За три года с 2011 по 2013й — 68 публикаций, больше, чем за плодотворное десятилетие 2000—2010! Немыслимая продуктивность! «Всего восемьдесят лет, и все еще растем...» — так британский психолог С. Чайклин назвал статью, посвященную В.П. Зинченко [11].
При такой творческой продуктивности странный, неожиданный факт: он не создал ни своей «системы», ни «школы». Удивительно: ведь по негласной табели о рангах, намного более точной, чем все индексы цитирований вместе взятые, В.П. Зинченко уже многие годы — «No 1» российской психологии. В чем же дело? В превратностях профессиональной судьбы? Моя гипотеза такова: для «школы» и «системы» нужно намного больше директивности, чем по нутру Владимиру Петровичу. А он был на редкость конгруэнтен, жил как дышал, ограничивать, «строить», неволить ни себя ни других не хотел. Даже столько сделав для «оборонки», Зинченко никогда не мог бы стать военным, потому что единственная его команда была бы «Вольно!». Не оттого ли он с таким подозрением (по мне — несправедливым) относился к идее «формирования» (П.Я. Гальперин), что слышал в ней большевистские обертоны принудительной ковки «нового человека»? (И это несмотря на то, что самого Петра Яковлевича очень любил и ценил). Свобода для Зинченко — не просто высшая ценность, за которую он готов был платить (и платил), но органика, «биология», стиль жизни.
Не сконструировав замкнутую теоретическую «систему», не выстроив дисциплинированную «школу», В.П. Зинченко породил, испытал и отшлифовал другой, не менее значимый культурноисторический продукт — личностный стиль жизни в профессии. В историческом плане и «системы» и «школы» служат одному — трансляции, воспроизводству и развитию профессионального опыта. Но ведь и личностный стиль — из того же ряда. А заразителен и убедителен он порой больше, чем любая понятийная сис тема. За вольным стилем В.П. Зинченко — золотой запас лонгитюдного эмпирического исследования длиною в жизнь, исследования, бившегося над во просом: можно ли ученому в условиях тоталитарно го государства и идеологического пресса прожить не прогибаясь, не предавая себя и друзей, прожить творчески, продуктивно, вырасти в полную меру своего дара и своей свободы? Свящ. П. Флоренский писал, что обмануть можно словом, даже поступком, одним нельзя обмануть — прожитой жизнью.
Б.Г. Мещеряков [8] дал емкий и методологически трезвый анализ «Zконцепции» — так он называет теорию сознания и духовного развития, предложенную В.П. Зинченко. Самому «Z», автору концепции, он предложил заполнить краткий вариант теста самоактуализации, не будучи особенно уверенным в его валидности. Борис Гурьевич был рад за тест: он испытание выдержал. Одно из свойств самоактуализирующейся личности — способность воплощать и сохранять дар каждого человеческого возраста. Пройдя сквозь все возрасты, Владимир Петрович стяжал мудрость патриарха, рыцарство мужа, дерзость юноши. А в ядре личности — живая непосредственность и распахнутое в мир любопытство ребенка
6.
________________________
6И на это у В.П. есть цитата: «А.А. Ахматова о Б.Л. Пастернаке: "Он награжден какимто вечным детством"» [4, с. 338].
________________________
В.П. — человек быстрой, живой, спонтанной реакции. Мне довелось видеть его в ситуации столкновения с агрессивной шпаной. Зинченко просто не дал им опомниться, он не собрался в защитную боксер скую стойку, а парадоксально распахнулся им навстречу, при этом какимто чудом словно вырос мгновенно в великана и луженой лекторской глоткой издал грозный рык. Шпана както загрустила и вытек ла жалким ручейком из магазина, где происходило дело. Могу предположить, что и в совсем других хронотопах, например, на заседаниях Академии образования его реакция была такой же цельной и мощной. Живое движение, никаких запинок и расчетливых вычислений. Он не знал теплохладности, был горяч, порой резок. Знаменитое остроумие Зинченко разило не хуже гасконской шпаги.
Несмотря на такую высокую скорость и цельность реакции, его движение всегда было личным, авторским, он действовал от себя, без маски и без за боты об алиби. Верность себе, своему человеческому достоинству и свободе исключала такие условные социальные рефлексы, как поддакивание и расшаркивание. Спину он держал прямо.
Для него свобода была осознанной необходимостью. Отнюдь не в марксистском смысле добровольного подчинения объективной силе, напротив: стоять в свободе — было для него первичной внутренней потребностью души, ясно осознанной необходимостью, его душевный организм просто не соглашался дышать другим воздухом. В.П. Зинченко не верил в павловский «рефлекс свободы». А зря.
Характерный стиль его мышления проявлялся не только в науке, но и в повседневной жизни. Влади мир Петрович какимто непонятным образом мгновенно схватывал смысл ситуации — житейской ли, социальной, политической. И сразу же внутри него будто звучала команда «свистать всех наверх» — и слетались воспоминания, метафоры, цитаты, анекдо ты, ассоциации. Зинченко оставалось лишь объединить их в маленькую джазовую импровизацию к удо вольствию собеседников.
Если объявить конкурс на одно, главное слово, символ всей его личности, то в финал выйдут «живое» и «свободное». Это ощущалось физически. Вслушиваясь во впечатления многих людей о встречах с В.П., при всем их многообразии можно восстановить об щую интегральную эмоцию, общую атмосферу этих встреч, — веселый дух праздничности, необыденности, ощущение свежести, свободного дыхания, дружественности, непринужденности
7. Еще одна общая черта — чувство «замеченности»: многие вспоминают, на сколько для них было важно, что Зинченко смог увидеть его очень лично, персонально, прочесть статью или диссертацию, отозваться и тем подтвердить и утвердить и в человеческой значимости, и в профессиональном бытии. Встреча с В.П. Зинченко нередко да вала какоето благодатное витальное чувство, которое бывает в первый теплый весенний день, когда вдруг тело вспоминает, что можно больше не съеживаться, хочется подставить лоб теплому ветру и с глуповатой улыбкой глазеть на горланящих воробьев. Откудато из глубины, сквозь все неурядицы и привычное уныние, пробивается забытое детское ощущение жизни как праздника. И хочется жить.
________________________
7Не откажу себе в удовольствии привести названия маленьких поздравительных заметок, составивших материал «К 80-летию В.П. Зинченко» (Вопросы психологии, 2011, No 5): Эльконин Б.Д. «Феномен В.П. Зинченко»; Смирнова Е.О. «В.П. Зинченко — явление культурноисторическое»; Толстых Н.Н. «Праздник, который всегда с нами»; Поливанова К.Н. «Редкий дар слова и тепла»; Цукерман Г.А. «Поэт от психологии»; Венгер А.Л. «Неповторимое обаяние». Говорящие заголовки!
________________________
Как соединить в одно вольную жизненность, идущую изнутри личности Владимира Петровича, и по рождаемый им в других веселый витальный дух? Быть может формулой Альберта Швейцера? — «Я жизнь, которая хочет жить в живом окружении жизней, которые хотят жить».
***
24 октября 2012 года Большая психологическая аудитория была переполнена: Психологическому институту им. Л.Г. Щукиной — 100 лет. На сцене Н. Толстых, Т. Гаврилова, Е. Смирнова, В. Щур, Р. Спектор (не хватает лишь Т. Нежновой) — легендарный институтский «капустник». Впервые звучит песня, написанная к 80-летию В.П. Зинченко.
Спокойно, Петрович, спокойно,
У нас еще все впереди,
И пожили, в общем, достойно,
Но чтото там ноет в груди...
Песня была пронзительная. Зал аплодировал «капустнику». На сцену какимто неловким добрым медведем взобрался сам В.П. Теперь зал аплодировал тому, как трогательно и благодарно обнимались адресат песни и исполнители. Возвращаясь на место, отнюдь не сентиментальный Владимир Петрович поклонился всем и чтото смахнул с глаз платком. Зал встал и долго, долго хлопал уже самому «Петровичу», вкладывая в каждый удар ладонями какуюто прощальную очищенную нежность, благодарность и тепло. Зинченко беззащитно стоял под этим теплым ливнем и в наступившей вдруг странной тишине только и смог сказать: «У меня нет слов... Я вас всех люблю». ...Мелькнуло из Бродского, как...
...Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какоето время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина...
Литература 1. Зинченко В.П. Живое знание. Психологическая педагогика / Самара, 1998. 216 с.
2. Зинченко В.П., Моргунов Е.Б. Человек развивающийся. Очерки российской психологии / М.: Тривола, 1994. 304 с.
3. Зинченко В.П. Сознания и творческий акт / М.: Языки славянских культур, 2010. 592 с.
4. Зинченко В.П. Мои Учителя и Заслуженные собеседники // Стиль мышления: проблема исторического един ства научного знания. К 80летию Владимира Петрович Зинченко / М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. М., 2011. С. 231—584.
5. Василюк Ф.Е. Август патриарха // Московск. психо терап. журнал. — 2001. No 3. С. 196—197.
6. Коул М., Верч Дж. Свобода и скованность человечес кого действия // Стиль мышления: проблема историчес кого единства научного знания. К 80-летию Владимира Петрович Зинченко / М.: Российская политическая эн циклопедия (РОССПЭН), 2011. М., 2011. С. 117—140.
7. Назаров А.И. Мой учитель и постоянный собеседник // Стиль мышления: проблема исторического единства научного знания. К 80-летию Владимира Петрович Зинченко / М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. С. 585—589.
8. Мещеряков Б.Г. Zконцепция, как я ее понимаю // Стиль мышления: проблема исторического единства научного знания. К 80-летию Владимира Петрович Зинченко / М.: Российская политическая энциклопедия (РОС СПЭН), 2011. М., 2011. С. 141—162.
9. Рубцов В.В., Мещеряков Б.Г. Человек большого ума и большой души // Культурноисторическая психология. 2014. No 1. С. 4—7.
10. Руднев В. Словарь культуры ХХ века / М.: Аграф, 1999. 384 с.
11. Чайклин С. Всего восемьдесят лет, и все еще растем: «разговор» с Володей Зинченко о теории деятельности // Стиль мышления: проблема исторического единства научного знания. К 80-летию Владимира Петрович Зинченко / М.: Российская политическая энциклопедия (РОС СПЭН), 2011. М., 2011. С. 175—186.
Freedom as a Lifestyle (Thinking about Vladimir Zinchenko)
F.Ye. Vasilyuk*
Moscow State University of Psychology and Education, Moscow, Russia fpc@list.ru
The paper focuses on the personality and professional activities of V.P. Zinchenko, the most prominent Russian psychologist of the last quarter of the 20th century. The patterns of his thinking are considered as independent, creative, nonlinear, poetic, and polyphonic, while the geometry of his academic career is described in terms of accelerating expansion of space. The paper also highlights the following essential cate gories of the scientist's semiosphere: independent action, living movement, image of the world, concern for existence, creative comprehension, and living memory. As it is stated, V.P. Zinchenko had a unique status in Russian psychology that originated from his ability to perceive the whole historical body of his profession as a personal and family space and to relate to it accordingly, striving to preserve its integrity. Along with his well known concepts, institutes, chairs and experiments, V.P. Zinchenko created a culturalhistorical product of great importance to the development of psychology: that is, his own personal style of life in the profession, the key characteristics of which are 'limitless vitality' and 'festiveness'.
Keywords: V.P. Zinchenko, living movement, independent action, living knowledge, creative comprehen sion, geometry of professional life, personal style of life in profession.
References 1. Zinchenko V.P. Zhivoe znanie. Psikhologicheskaya pedagogika [Living knowledge. Psychological pedagogy]. Samara, 1998. 216 p.
2. Zinchenko V.P., Morgunov E.B. Chelovek razvivaiushchiisia. Ocherki rossiiskoi psikhologii [Developing people. Sketches of Russian psychology]. Moscow: Trivola, 1994. 304 p.
3. Zinchenko V.P. Soznaniya i tvorcheskii akt [Conscious ness and the creative act]. Moscow: Yazyki slavianskikh kul' tur, 2010. 592 s.
4. Zinchenko V.P. Moi Uchitelia i Zasluzhennye sobesedn ki [My Teacher and Distinguished interlocutors]. Stil' mysh leniia: problema istoricheskogo edinstva nauchnogo znaniia. K 80letiiu Vladimira Petrovich Zinchenko [Way of thinking: the problem of the historical unity of scientific knowledge. The 80th anniversary of Vladimir Petrovich Zinchenko]. Moscow: Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia (ROS SPEN), 2011. Moscow, 2011, pp. 231—584.
5. Vasilyuk F.E. Avgust patriarha [August of Patriarch]. Moskovskij psikhoterapevticheskii zhurnal [Moscow psycho therapeutic journal], 2001, no 3, pp. 196—197.
6. Koul M., Verch Dzh. Svoboda i skovannost' chelovech eskogo deistviya [Freedom and constraint of human action]. Stil' myshleniia: problema istoricheskogo edinstva nauchnogo znaniia. K 80letiiu Vladimira Petrovich Zinchenko [Way of thinking: the problem of the historical unity of scientific knowledge. The 80th anniversary of Vladimir Petrovich Zinchenko]. Moscow: Rossiiskaya politicheskaya entsiklope diya (ROSSPEN), 2011. Moscow, 2011, pp. 117—140.
7. Nazarov A.I. Moi uchitel' i postoiannyi sobesednik [My teacher and constant companion]. Stil' myshleniia: problema istoricheskogo edinstva nauchnogo znaniia. K 80letiiu Vladimira Petrovich Zinchenko [Way of thinking: the problem of the historical unity of scientific knowledge. The 80th anniver sary of Vladimir Petrovich Zinchenko]. Moscow: Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia (ROSSPEN), 2011, pp. 585—589.
8. Meshcheriakov B.G. Zkontseptsiia, kak ia ee ponimaiu [Zconcept, as I understand it]. Stil' myshleniia: problema istoricheskogo edinstva nauchnogo znaniia. K 80letiiu Vladimira Petrovich Zinchenko [Way of thinking: the prob lem of the historical unity of scientific knowledge. The 80th anniversary of Vladimir Petrovich Zinchenko]. Moscow: Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia (ROSSPEN), 2011. Moscow, 2011, pp. 141—162.
9. Rubtsov V.V., Meshcheriakov B.G. Chelovek bol'shogo uma i bol'shoi dushi [A man of great intelligence and great soul]. Kul'turnoistoricheskaia psikhologiia [Culturalhistori cal psychology], 2014, no. 1, pp. 4—7.
10. Rudnev V. Slovar' kul'tury ХХ veka [Dictionary of twentiethcentury culture]. Moscow: Agraf, 1999. 384 p.
11. Chaiklin S. Vsego vosem'desiat let, i vse eshche rastem: "razgovor" s Volodei Zinchenko o teorii deiatel'nosti [Total eighty years old, and still growing, "conversation" with Volodya Zinchenko on activity theory]. Stil' myshleniia: prob lema istoricheskogo edinstva nauchnogo znaniia. K 80letiiu Vladimira Petrovich Zinchenko [Way of thinking: the prob lem of the historical unity of scientific knowledge. The 80th anniversary of Vladimir Petrovich Zinchenko]. Moscow: Rossiiskaia politicheskaia entsiklopediia (ROSSPEN), 2011. Moscow, 2011, pp. 175—186.
For citation:
Vasilyuk F.Ye. Freedom as a Lifestyle (Thinking about Vladimir Zinchenko). Кul'turno6istoricheskaya psikhologiya = Cultural6 historical psychology, 2014. Vol. 10, no. 2, pp. 13—19. (In Russ., Abstr. in Engl.).
* Fedor Y. Vasilyuk. PhD in Psychology, professor, head of the Chair of Individual and Group Psychotherapy, Department of Counseling and Clinical Psychology, Moscow State University of Psychology and Education, Moscow, Russia. Email address: fevasil@list.ru